- Большое спасибо за покупку, приходите к нам ещё, - девушка-продавец отчаянно стеснялась, и от этого её улыбка казалась вымученной.
- Благодарю, - ответил мужчина, складывая в сумку коробки лапши быстрого приготовления. Его одновременно и забавляло, и огорчало поведение девушки: ну кто, скажите, придумал идти подрабатывать кассиром, наверное, самой тихой и робкой ученице средней школы на весь округ, если не город? Улыбнувшись на прощание, он вышел из магазина и достал телефон.
- Я на месте. Чего ты хотела? – И, выслушав ответ, кивнул, - Ясно.

В маленькой забегаловке за дальним столиком сидела молодая темноволосая женщина. Весь её вид, от тщательной укладки до идеально сидящего пиджака, резко контрастировал с обстановкой кафе, но обращала внимание на себя она скорее выражением лица, деловым и сосредоточенным. Оно не изменилось, когда мужчина, подойдя со спины, небрежным движением кинул свой рюкзак на соседний стул, секундой позже развалившись на диванчике напротив.
- Отвратительные манеры.
Он пожал плечами:
- Да, принцесса.
Впрочем, обмануть её ему не удалось: ни пластика, ни поза не соответствовали взгляду – точной копии её, разве с чуть более отчётливой складкой между белёсыми бровями.

- Ты видел её, - она не спрашивала, она утверждала.
Он не видел смысла отрицать:
- Я ожидал, что она старше.
Женщина усмехнулась, и ему показалось, что за усмешкой что-то есть. Впрочем, это не его дело: решения принимает не он. По её лицу пробежала тень, как будто бы её задело равнодушие собеседника. Она чуть наклонилась в его сторону и поинтересовалась:
- Что-нибудь ещё можешь сказать?
- Чувствуется, что это одна из перерождённых планетарных принцесс, судя по всему, Сатурн: только она же ещё к вам не присоединилась, так? Неинициированная. Болезненная, робкая. Скорее всего, у неё мало друзей. – Он чуть задумался: - И какой идиот отправил её с людьми работать, тем более в таком возрасте?!

Собеседница поджала губы, словно именно она привела девушку за руку в этот магазин.
- В общем, я совершенно не понимаю, зачем здесь я, - заключил мужчина.
- Ты должен всегда быть как можно ближе к ней. Если инициация произойдёт не вовремя, мне нужен ключ к Многомерному Хаосу, Кунсайт.
- И ты пойдёшь на то, чтобы забросить туда одну из сейлор-воинов? До инициации? Без страховки?
- Почему без?
- Что-то я не помню, чтобы ты туда забиралась сама, принцесса.
- А я и не говорю про себя, генерал. Страховать будешь ты.

Кунсайт рассмеялся, громко и раскатисто. Чуть успокоившись и вытерев выступившие слёзы, он резко подался вперёд:
- Очнись, Сецуна. Ты же не так глупа, чтобы не понимать: оставшийся в моём пространстве сейлор-воин – мёртвый сейлор-воин. Чего ещё я не знаю?
- Ты её не узнал, - воин времени, Хранитель Врат, улыбнулась, непонятно и печально.
- Да узнал, узнал, - резко бросил мужчина. – Это будущая Сейлор Сатурн, воин-разрушитель, вестник Апокалипсиса. А пока этот неуклюжий подросток ходит в школу, подрабатывает в магазине, слушает папу и маму и стесняется признаться какому-нибудь прыщавому юнцу, что жить без него не может! Что-то ещё? Тебе нужно, чтобы я торчал рядом с ней? Хорошо! Я же не могу отказаться, ведь ты меня по Вратам размажешь, конечной смертью и наиболее мучительным образом! Ты хочешь, чтобы в случае метаморфоза я отправил её в Многомерный Хаос? Да легко, с удовольствием! Только с чего ты взяла, что я её оттуда вытащу? Неужели передумала насчёт Зойсайта?
- Зойсайт не может быть возрождён в этом мире, это не моя прихоть, - ответила Сецуна, - и я тебе об этом говорила. Но я могу вернуть тебе твою магическую силу.

Кунсайт думал недолго.
- Это всё? – вопрос он задал скорее для порядка, уже зная, что согласен.
Сецуна посмотрела ему в глаза, не столько ловя взгляд, сколько наблюдая за причудливой игрой бликов на блестящей серой поверхности радужки.
- Всё.
Он знал, что она врёт. Ему было всё равно.

Мужчина ушёл, оставив Сецуну в одиночестве. Она сидела перед так и не начатой чашкой кофе, машинально размешивая ложечкой давно растворившийся сахар. На столике остались деньги: хватит и на вторую порцию, и на её любимое пирожное: и когда успел положить? Всё-таки позёр. Бывший генерал мятежной Земли, бывший ши-тенно Севера, бывший верховный демон Тёмного Королевства. Живой ключ к Многомерному Хаосу. Один из немногих, способных спасти Сейлор Сатурн. Нет, не так: спасти девочку-светлячка Хотару. Спасти её дочь.
Тяжело входить во Врата Времени.

***

Кунсайт ошибся: Хотару не слушала маму. Она вообще никогда её не знала. Отца девушке слушать приходилось, иногда часами: обычно молчаливый и нелюдимый, профессор Томо временами любил поговорить, но при этом мало кого считал достойным своих мыслей, вот и высказывал их своей единственной дочери. Её ответы его не интересовали. В остальном бывший демон оказался очень недалек от правды, разве что не понял, что трудоустройство было самостоятельным решением девушки, самым смелым и самым отчаянным в её недолгой жизни.

Она мечтала устроиться на подработку совсем не в маленький продуктовый магазин, а в ателье госпожи Мейо, к которой была сильно привязана. Но, к огорчению девушки, хозяйка отказалась от её помощи, сказав, что не стоит путать личные симпатии и выбор профессии. Идея подработать продавцом оказалась следующей. Первые пару недель она стеснялась даже смотреть на покупателей, но потом пообвыклась и даже завела приятельские отношения со сменщицами. Общаться же с молодыми людьми ей было по-прежнему сложно, а уж про взрослых мужчин и говорить не приходится. Особенно смущал её новый охранник, высокий человек с длинными седыми волосами. С коллегами он иногда шутил, с девушками даже заигрывал – а её совершенно не замечал. Он был вежлив, не более того. Хотару не нравилось, когда их смены совпадали.

Зато она радовалась, когда в магазин приходила госпожа Сецуна Мейо. Если не было других покупателей, можно было немного поболтать. Они разговаривали обо всём на свете: об учёбе Хотару, о клиентах Сецуны, о новых фильмах и книгах, о мальчиках, на которых заглядывалась девушка, и том, какие вещи войдут в моду в следующем году. Девушка тянулась к более взрослой и опытной подруге, и та отвечала взаимностью. Лишь иногда Хотару замечала в тёмных глазах женщины странное выражение. Она не знала, какое чувство может его дать.

Кунсайт знал, но, в отличие от Хотару, его не интересовало ни прошлое Сецуны, ни её надежды, иногда мелькавшие на дне зрачков. Угасая, они и давали тот странный отблеск, который временами тревожил девушку. Ему и самому они были слишком хорошо знакомы – по отражению в зеркале.

Прошло два месяца. Хотару ходила в школу и работала, возвращаясь домой довольно поздно, и не раз и не два она ловила себя на ощущении, будто между лопаток водят мокрым птичьим пером и внимательно следят за реакцией. Иногда девушка начинала тихо паниковать, замирая на несколько секунд под каждым фонарём, иногда – срывалась на бег, пытаясь опередить, обогнать чувство, будто за ней следят. И всё же она радовалась изменениям в жизни, появившейся в ней пусть небольшой, но самостоятельности. Ей стало гораздо легче с тех пор, как она устроилась в магазин, а паника – ну что паника… Мелочи, честное слово.

Она, конечно, знала о том, что у отца подходит к завершению важный проект, что-то связанное с биохимией, но не придавала этому значения: ни его прошлые успехи, ни тем более провалы не приводили к изменениям в их жизни и отношениях. Девушка даже пыталась угадать, в какое время лучше приходить домой, чтобы наверняка не встретиться с отцом, но в последние пару недель это было напрасной тратой времени: доктор Томо покидал домашнюю лабораторию только на время сна. Хотару слышала, как ассистенты отца обсуждали, что для завершения эксперимента тому не хватает какой-то редкой кристаллической структуры, а те, которые удалось получить, чем-то не годятся. Но у Хотару не хватало сил и времени, чтобы интересоваться ещё и этим: в школе много задавали на дом, и ей приходилось усиленно заниматься по вечерам, чтобы подработка не сказывалась на учёбе.

В этот день Хотару задержалась на работе допоздна. К тому же погода испортилась, и возвращаться домой ей предстояло под проливным дождём. Выйдя из магазина, она вновь поймала ощущение пристального взгляда между лопаток, но тут её внимание привлёк небольшой зелёный фургон на противоположной стороне улицы. Это была машина Мимет, одной из ассистенток профессора Томо, и девушка обрадовалась тому, что её подвезут до дома: симпатичная рыжеволосая женщина уже приветливо махала ей рукой. Хотару выбежала из-под навеса и бросилась к машине, и где-то на периферии зрения мелькнули две быстрые тени.

Следующие несколько секунд слились в её восприятии в одно разноцветное месиво. Вот она добегает до машины, Мимет открывает дверь – и Хотару видит странный агрегат, чем-то, подозрительно похожим на дуло, направленный ей в грудь. Вот внутри этого дула оживает тьма и бросается на неё, и тут же сверху-сзади вспыхивает ослепительно-красный луч. Вот сгусток тьмы успевает выпрыгнуть вперёд до того, как агрегат взрывается, а Мимет начинает верещать и дёргаться в злом гранатовом свете. Вот заканчивается воздух и почему-то свет, а внутри, где-то под рёбрами начинает ворочаться что-то ледяное и острое, словно ища путь наружу, и будто бы издали, сквозь плотную упругую завесу долетает крик Сецуны: «Давай!»…

Ещё до того, как утих звук, тело Хотару потеряло опору.

***

Она падала, и падала, и падала – и совершенно, абсолютно, ни капельки не боялась. Колючий комок внутри всё ещё ворочался, и дышать было решительно невозможно – но и, как она вдруг ясно поняла, не нужно. По оцарапанным внутренностям неторопливо разливалась спокойная, умиротворяющая прохлада, густая и вязкая, и колебания постепенно стихли, но засаднило лоб, как будто она в падении зацепилась за что-то твёрдое и стесала кожу. Эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что была в груди, и Хотару постепенно расслабилась, с удивляющим её саму спокойствием продолжая плавно погружаться. Куда? И это её тоже не беспокоило. Вместе с ней, то обгоняя, то отставая, летели вниз обломки камней, какие-то растения, части доспехов, колбы с заспиртованными зверями, глыбы льда и скопления золотистой пыльцы, и девушка чувствовала себя лишь частью этого неравномерного, неупорядоченного потока без начала и цели.

Хотару не сразу поняла, что падение закончилось, а сама она оказалась стоящей на пыльной серой равнине, над которой колыхалось болезненно-жёлтое небо. Девушка осмотрелась: во все стороны, куда ни глянь, был один и тот же унылый пейзаж, та же пыль и тот же грязно-жёлтый свет. Она дотронулась до лба и вздрогнула: было больно, а на пальцах осталась кровь, которая при этом освещении казалась не красной, а скорее тёмно-зелёной.

Земля под ногами вздрогнула, и по глазам ударила вспышка, ослепив девушку. Когда зрение вернулось, мир был так же жёлто-сер, но где-то по бокам то и дело начали мелькать тени, но они таяли при любой попытке посмотреть прямо на них. А вот если не прямо, а только искоса… Хотару не сразу, но поняла, как можно наблюдать за ними, и уже после нескольких попыток ей удалось увидеть…

…как неспешно щиплет траву коза, и как один из тонких длинных листов превратился в змею, и как та обвилась вокруг козьей шеи и сдавила её, и как оказалось, что это вовсе не шея, а хвост, и не козы, а бобра, и не змея, а ссохшееся тело речной рыбы, и как бобёр небрежно смахивает рыбу в воду, и как рыба становится девушкой с прозрачными белёсыми глазами и иссиня-серой кожей, а бобёр – трухлявым бревном на берегу…

Хотару сморгнула, и странное видение пропало. Из-за спины послышался резкий выдох, и девушка обернулась – так быстро, как только могла, но не обнаружила никого. Кунсайт, разумеется, был быстрее.

Он был удивлён: девчонка почти сразу поняла, как управляться с этим местом, и теперь опасность если и грозила ей, так только та, что исходила от неё самой. Но, наверное, только здесь она могла научиться владеть своей силой – или собой. Впрочем, Кунсайт не видел разницы. Ему было даже любопытно, как ухмыльнётся Хаос Хотару: не живой и не мёртвый, он явно обладал чувством юмора; в этом бывший демон не сомневался.

Мир не заставил себя ждать и вздрогнул ещё раз. Когда огненные светлячки перед глазами девушки наконец утихли, слева-сзади появилась… Нет, показалось. И словно ветер залетел в ухо, выдохнув «Расслабься… не фокусируй взгляд…». Хотару, слабо понимая, что делает, подчинилась и увидела…

Сецуна! Девушка едва сдержала крик и до боли впилась ногтями в тонкую кожу ладоней. Сецуна – а это определённо была она – была одета в странный облегающий костюм с короткой тёмной юбкой, и только волосы по привычке были частично забраны в высокий пучок. В руках у неё был тонкий посох с узорным навершием, излучавший тревожный красноватый свет, чем-то знакомый девушке. Точно! Именно в такого цвета луче извивалась Мимет, когда… Когда стреляла в Хотару… Стреляла в неё, в Хотару!

Острая колючая боль снова пронзила грудь, и уснувший было ёж опять начал ворочаться, ища путь наружу. Девушка вскрикнула и дёрнулась в сторону, но не смогла сойти с того места, где стояла, как будто её удерживали чьи-то невидимые руки. Она замерла и снова, как при падении, перестала дышать. На этот раз это далось ей легче, но ёж внутри продолжал шевелиться, перебирая маленькими остренькими лапками и будто специально выискивая ещё не повреждённые места. На её глазах выступили слёзы.

Но это как будто сделало видение более чётким. Оно чуть сместилось, и теперь Хотару не приходилось коситься назад, чтобы видеть, что происходит. А что-то определённо происходило.

Свет, льющийся из посоха, всё усиливался, и наконец перед Сецуной проступили странные ворота, словно висящие над поверхностью. Но женщине, казалось, этого было недостаточно, и она начала неторопливо вращать посохом и при этом издавать странные гортанные звуки. Красное марево, отчётливо сгустившееся в воздухе, начало подрагивать в такт, и Хотару почудилось, что она находится внутри чьего-то большого сердца, бьющегося по воле этой странной маленькой женщины, которую она по привычке считала своей подругой. Сецуна между тем ускоряла вращение посоха, и звуки, издаваемые ей, становились всё чаще и громче, свиваясь в незнакомый, но отчётливо древний ритм. Вдох, вскрик, взмах, и снова вдох, взмах, вскрик, быстрее, быстрее, и уже непонятно, где бьётся в конвульсиях женщина, а где пространство и время вторят ей. И ещё, ещё, ещё…

Вспышка алого ослепила Хотару, и через миг по ушам ударила тишина. Вновь обретающий очертания мир был… другим. Сецуна, вся мокрая от пота, дышала глубоко и натужно, дымка медленно таяла, а у ворот, стоявших всё-таки на поверхности, лежал мужчина. Длинные белые волосы спутались и закрывали почти всё лицо, смуглое тело было перемазано какой-то зелёной жижей, ладони плотно прижимались к чёрному, словно обугленному пятну на левом ребре – он мог показаться мёртвым, если бы не взгляд. Женщина передёрнула плечами и направила на мужчину посох.

- Не так быстро. – Её голос был тих и сух, но не дрожал. Лежавший не ответил, только продолжал смотреть.

- Мне нужен ключ к Многомерному Ха… - закончить она не успела. Ещё мгновение назад скрючившийся на земле, мужчина бросился на неё, одновременно резко вскрикнув – и в женщину полетела сизая ветвистая молния.

Навершие посоха вспыхнуло гранатовым огнём, и молния растворилась в красном свечении, после чего Сецуна коротко вскинула оружие. Нападавший на всей скорости налетел на выставленный обратный конец посоха ребром и начал медленно оседать на землю. Его взгляд затуманился, но он остался в сознании. Сецуна же отпрыгнула и снова направила посох в его сторону.

- Ключ, Кунсайт. Мне нужен ключ к Многомерному Хаосу. Я не дам тебе умереть раньше.

Брызнувший из посоха свет был уже иного, розоватого оттенка, и в его лучах раны лежащего на земле человека затягивались. Когда свет иссяк, мужчина выглядел абсолютно целым. Хотару только теперь узнала его: это он работал рядом с ней, человек, имени которого она так и не смогла запомнить! Сецуна назвала его Кунсайт. В это имя верилось больше, чем в то, что он называл.

Между тем Кунсайт встал на ноги, посмотрел на Сецуну и улыбнулся:
- Бери!

Силовая волна ударила женщину в грудь, и она спиной вперёд полетела в тут же раскрывшийся за ней жадный тёмный провал. Полетела – и пролетела сквозь, словно это была не дверь, а чадящий дым костра. Ответ не заставил себя ждать: ворота незаметно стали ближе к Кунсайту, и ещё, и ещё – словно крадучись, металл вплавился в живую плоть. Мужчина дёрнулся и застыл, словно насекомое, влипшее в терпкую ароматную смолу. Сецуна подошла ближе.

- Не стоило делать это так, мальчик, - сказала она и дотронулась до лба кончиками пальцев, обтянутых узкой белой перчаткой. Кунсайт попытался уклониться, но ничего не вышло: волосы на затылке уже насмерть вплелись в створки и казались скорее узором на поверхности, чем чем-то отдельным. – Есть же и у тебя приятные воспоминания?

Он что-то ответил, но что именно, Хотару не смогла разобрать, слишком глух был голос, после чего дёрнулся, пытаясь освободиться, уже в полную силу, не жалея той плоти, которая уже стала частью ловушки. Но сил не хватило, и его лицо исказилось, а рот раскрылся в беззвучном крике. Сецуна отвернулась, и Хотару удивилась печальному выражению её лица.

Девушка сама не заметила, как тело Сецуны покрылось тонкой серебристой корой, а странные ворота с запутавшимся в них пленником превратились в невысокий водопад, который вскоре пересох, и лёгкое белое облако окутало лежащий на берегу огромный валун, поросший зелёным мхом, из которого выпорхнула стая разноцветных птиц… Хотару снова осталась одна в серо-жёлтой пустыне.

Она опустилась в сухую тёплую пыль и разрыдалась, в голос, от души, перепачкавшись с головы до ног, но совершенно этого не замечая. Снова и снова она била маленькими кулачками в глухую землю и повторяла только одно слово: «Неправда!». Наконец, чуть успокоившись, подняла заплаканное лицо к жёлтому небу и отчётливо произнесла, скорее для себя:

- Я в это не верю. Госпожа Мейо не может быть такой. Это обман.

Вздох за спиной ей только показался, конечно. Впрочем, Кунсайт не ожидал, что в момент воскрешения представлял собой настолько жалкое зрелище – и настолько глупое. Нападать на Хранительницу Врат было не самой светлой его идеей, как по реализации, так и по последствиям. Да, девочка, ты совсем не знакома с госпожой Мейо.

Увлечённый собственными воспоминаниями, он едва не пропустил момент, когда Хотару поднялась на ноги. Пошатываясь, она двинулась вперёд, не замечая, что серая пыль больше не является надёжной опорой и вьётся уже вокруг щиколоток. Кунсайт потянулся ниже, к той тяжести, к которой они – незаметно для Хотару – продолжали падать, поймал слабую здесь пульсацию тканей и всколыхнул мир. Тот как будто только этого и ждал, и отозвался, мощно и сильно, как и всегда, пройдя судорогой возбуждения по телу мужчины, и волна покатилась дальше, захватывая всё новые и новые области и перетряхивая потроха мироздания.

Хотару вскрикнула. Ей вдруг привиделась, что небо – вовсе не небо, и земля – вовсе не земля, что эта пыль, державшая её на себе, – лишь слабая защита, милость этого места, пожалевшего её рассудок, а сама она плывёт посреди пульсирующего океана, который был, и есть, и будет всегда, и он обнимает её, и границы условны, и где она и не-она, неважно, потому что нет конца и нет начала, только отражения отражений…

Серая пыль пролезла между ресниц, настойчиво полагая, что уж она-то – никак не Хотару. Глаза заслезились, а в глубине грудной клетки заворочался позабытый было ёж с острыми агатовыми иголками. Хотару вздрогнула: она больше не была частью этого непонятного места, и это было больно, но хорошо, а под ногами снова была пыльная, но плотная земля.

Воздух не прояснился, напротив, казалось, что с каждым ударом сердца в него взмывают ещё сотни и тысячи крошечных колючих частиц. Часть оседала обратно, но вверх взмывали всё новые и новые, как будто танцуя в глухих звуках далёкого прибоя. Хотару прислушалась: вибрация не исчезла, и девушка узнала в ней рисунок того биения океана, частью которого она была, когда её не было. Она было удивилась собственному спокойствию, но тут сквозь мутную взвесь увидела две фигуры. Те же самые.

- Ты же слышишь его! – тело Кунсайта даже сквозь пыль, казавшуюся теперь Хотару пеплом, блестело от пота. Дышал он глубоко и устало.
- Слышу, - хрипло отозвалась Сецуна, опираясь ладонями на колени. – А толку?
- Я не знаю, почему у тебя не выходит.
- Давай ещё раз, с движением.

Он кивнул. Они встали рядом, закрыли глаза – и, не договариваясь, начали двигаться. Мир вокруг Хотару откликался на их движения, словно урчащая кошка на ласку, и так же мелко вибрировал. Над плечами Кунсайта начали то и дело мелькать серебристые сполохи, перед лицом Сецуны медленно, но отчётливо проступали уже знакомые Хотару створки ворот.

Они оба достигли пика одновременно и одновременно же исчезли, чтобы через мгновение появиться на том же месте, он – ещё более уставшим, она – ещё сильнее отчаявшейся.

- Это тот же самый ритм, я уверена, - произнесла Сецуна.
- Да, это биение Хаоса, - кивнул Кунсайт.
- Нет, это дыхание Времени.
- Кому как.

Он отвернулся. Сецуна закусила губу и упрямо наморщила лоб:
- Давай ещё раз.
- И что должно измениться на этот раз? – скептически поинтересовался мужчина. – Ты ищешь эту чёртову разницу уже третий день. – Он немного помедлил, затем, чуть глуше, добавил: - Нить истончается.
- Как только у меня получится войти самой, ты сможешь уйти.

Кунсайт смерил Сецуну долгим внимательным взглядом.
- Я могу попробовать провести тебя.
Она недоверчиво рассмеялась, но внезапно оборвала смех и замерла, чуть склонив голову на бок.
- А знаешь, в этом что-то есть. По крайней мере, просто повторить один в один всё равно уже не вышло. Действительно, если в резонансе… Можно. Вот только…
Она подошла вплотную, почти обняла – Хотару заметила неестественную напряжённость для столь близкой позы – и медленно, словно скальпелем, провела пальцем от яремной впадины до паха мужчины. Даже сквозь серую пелену было заметно, насколько тот побледнел.
- Ты ведь не пользуешься демонической силой, открывая вход, Кунсайт. Значит, она тебе сейчас и не пригодится.
- Ч-что ты сделала?! – с усилием проталкивая воздух сквозь зубы, спросил он.
- Убрала одну из нитей твоей силы. Чуждую. Извини, но у меня нет оснований тебе доверять.

Он попробовал ударить – просто рукой, но тело слушалось плохо, телу было очевидно больно, а от того, что получилось вместо удара, Сецуна увернулась…

Серая пыль взметнулась вверх, закрывая от глаз Хотару то, что происходило дальше, и девушка недоумённо озиралась по сторонам, подозревая, что не увидела всего не по воле этого места: не было никаких метаморфоз, плавных и тягучих, отдающих звёздами и полынью, не было транса и выхода из него, не было ничего подобного – просто кто-то пришёл и выключил свет. Или наоборот, включил. Девушка только пожала плечами и осторожно двинулась вперёд, сквозь серую взвесь.

Кунсайта же трясло. Нет, он помнил все эти события, но думал, что ему всё равно. Оказывается, ошибался. Что ж, Хаос, не живой и не мёртвый, великий шутник, и это путешествие обратно – и его тоже. Но ему было неприятно от мысли, что Хотару увидит, как он плачет от бессилия.

Между тем девушка медленно брела вперёд, и опора под ногами вновь становилась всё менее и менее надёжной. Но на этот раз она не погружалась в пыль и пепел, а передвигалась, опираясь на так и не смолкший ритм мира вокруг, доверяя ему всё больше, так, словно это было здесь единственным заслуживающим доверия. Не пространство, не последовательность событий, только попеременное расширение и сжатие, то равномерно, то замирая или учащаясь, это вечное колебание основ заполняло всё вокруг, и теперь серое и жёлтое становились скорее её прихотью для отдыха уставшей голове, чем объективной реальностью.

Прошло время, и Хотару устала идти и села на серую землю. Вслушалась в – как Кунсайт это назвал? – биение Хаоса (на дыхание Времени это, по её мнению, походило мало) и уловила лёгкие изменения. Мысленно кивнула им – ну же, я готова, что ещё ты мне можешь показать? Мир снова вздрогнул, но не стал на этот раз скрываться за пылевой завесой, и Хотару наконец-то смогла разглядеть лица тех, кто ей привиделся.

Снова они – и снова ритм, протянувшийся между ними, вытеснивший собой всё, что разделяло. Ритм вёл Кунсайта, Кунсайт – Сецуну, и уже не было расстояния между ними, а ритм всё ускорялся и наливался жаром, и они вслед за ним, чаще, ближе, быстрее, глубже… Пока, дойдя до предела и чуть за него, не исчезли в сияющей вспышке. Хотару задохнулась было от навалившейся на неё сытой удовлетворённой тишины, но мир словно подождал немного – и выплюнул обратно несъедобных гостей.

- Понравилось? – несмотря на усталость, в голосе Кунсайта сквозила мстительная радость.

Сецуна залепила ему пощёчину:
- Убирайся. Куда хочешь – когда ты мне понадобишься, я тебя всё равно найду.

Кунсайт рассмеялся, и в этом смехе Хотару почудился оттенок уже знакомого ритма, будто в
смехе заходился сам Хаос, клубившийся вокруг мужчины. Он развернулся и пошёл прочь, и с каждым шагом становился прозрачнее и легче – или это уже не он, а облачко пара изо рта сизой рыбы, сидящей на поваленном дереве? Дерево расплавилось, стекло и стало болотом, затем – осокой, и стрекозой, присевшей на лист, чтобы распуститься цветком на розовом кусте, который срезала длинным костяным ножом седая старуха, чьи волосы стали сперва красными, а потом и кровью – или занавесью у окна, за которым играло ледяными красками полярное сияние. И в этих метаморфозах Хотару уловила тот самый ритм, то биение, которое стояло за смехом Кунсайта.

Она вновь была одна на пыльной равнине под равнодушно жёлтым небом. Боги, как она устала! От этого сумасшествия, от этого одиночества и длящегося, длящегося, длящегося падения. От этих лиц – равнодушного и близкого. Что она здесь делает? И... как ей попасть домой? Хотару села в серую пыль и медленно, стараясь, чтобы её голос не дрожал, произнесла:

- Я. Хочу. Домой.

«Обязательно. Чуть позже, но ты обязательно вернёшься», – мысленно ответил Кунсайт, оставаясь на миг позже Хотару. Он уже начал подозревать, какую шутку сыграл с ними всеми Хаос, и был уверен, что им покажут всю историю до самого конца.

Новую тему в мелодии Хотару уже не восприняла, как вздрагивание мира – и перед ней начала проявляться очередная пока застывшая сцена. На этот раз – только Сецуна. Хотару была готова снова увидеть её, но едва подавила вскрик – женщина была беременна. Хотару ничего не знала о том, что у Сецуны были дети, и внутренне сжалась в ожидании чего-то непоправимого. Она ждала, что опять появится Кунсайт, и уже заранее ненавидела его, трясясь от ярости, однако на этот раз второй фигурой в сцене был не он.

Будто соткавшись из воздуха, вдалеке появилась высокая женщина с тёмными прямыми волосами и смутно знакомым Хотару лицом. В руках она держала какое-то странное приспособление, также смутно знакомое девушке. Память отказывалась отвечать, чем это всё так знакомо Хотару – но ответило её тело, ответило острой болью в груди, там, где вечность назад ворочался колючий ёж. А знакомая незнакомка уже поднимала своё оружие и наводила его на Сецуну…

Хотару не выдержала: она бросилась наперерез летящему в женщину сгустку тьмы, даже не успев понять, что сжимает в руке древко глефы, но не смогла сделать ничего – ни напасть, ни закрыться, только ещё раз почувствовала, что нечем дышать, потому что куда-то исчез воздух – и почему-то свет…

И её тело снова потеряло опору.

***

Приходить в себя очень не хотелось. В груди нещадно саднило, неизвестно когда разбитый лоб пульсировал горячей болью, во рту стоял противный кислый привкус, а снаружи – там, за закрытыми веками – тяжёлая, почти осязаемая тишина. Хотару и не торопилась: на внутренней поверхности век плясали яркие всполохи, постепенно складываясь в какой-то знакомый узор.

«Вот сначала пойму, что это, а потом уже глаза открывать буду», - подумала Хотару и начала ещё пристальней всматриваться в багровую темноту.

Красновато-рыжий огонёк прочертил на мягкой тёмно-красной изнутри коже вертикальную черту, затем вернулся, метнулся вправо и снова рухнул вниз. Помедлил чуть, вернулся к середине первой черты и соединил её со второй горизонтальным росчерком. Миг – и третья горизонтальная черта замкнула знак. «Солнце», – узнала Хотару, но огонёк замер лишь на мгновение, завис, словно обещая, что вот сейчас, сейчас отдохнёт – и продолжит. И точно: опустившись чуть ниже первой черты, он мазанул светом наискось влево и чуть вниз, после, тихо шипя, поднялся – и вот ещё одна пылающая горизонталь застыла на внутреннем бархате век. Помедлив, огонёк рассёк эту черту вертикально вниз точно посередине, а потом двумя свободными поперечными взмахами завершил знамение «жизни».

«Звезда», – прошептала Хотару и резко распахнула глаза.

И чуть не застонала от досады. Она лежала на низеньком диванчике перед столиком кафе, за которым на стульях сидели Кунсайт и Сецуна. Хотару переводила взгляд с одного лица на другое и обратно, силясь понять, что происходит, и наконец остановилась на одном, близком, со следами усталости и беспокойства.

- Госпожа Мейо, ч-что здесь происходит?
- Хотару, я тебе сейчас всё объясню…

- Давай сначала закончим наши дела, и можешь объяснять хоть до утра, - вклинился Кунсайт. – Я свою часть договора выполнил, принцесса. Теперь ты.
- Разве? – холоду в голосе Сецуны мог позавидовать лёд в её бокале.
- Ну да. Хотару жива, в своём уме, подержалась за свою глефу и при этом не убилась сама и не разрушила мир. Ты хотела чего-то большего? Думаю, тебе хватило бы и первого.

Сецуна посмотрела в лицо девушки, словно ища поддержки, но Хотару и сама была растеряна и слишком не уверена в реальности происходящего.

- Хорошо, - наконец процедила Сецуна. – Забирай.

Она протянула руку через столик и коснулась пальцами лба Кунсайта. Он дёрнулся, словно обжегшись, и вдруг перехватил Сецуну за руку:

- Здесь не всё.
- Да. Демоническая сила не выдержала магии Серебряного Кристалла. Нам, знаешь, пришлось им попользоваться за последние четырнадцать лет…

Она договорила уже совсем тихо, едва слышно, внутренне ожидая, что теперь уже навсегда бывший демон её ударит. Он сдавил её запястье сильнее, и ещё, и ещё… – обернулся на Хотару и – исчез.

- Прости… - прошелестела Сецуна. Затем обернулась к Хотару: - Взять тебе что-нибудь? Это будет долгий рассказ…
- Я знаю, мама.