Когда виски шершав, а табак начинает горчить, приходит время завершать дела, закрывать двери и возвращаться в пустой дом. И пока ещё в горло может протиснуться хоть немного воздуха, сидеть и перебирать письма - не те, которые можно перепрочесть, а другие - их и в памяти-то хранить запрещено, слушая шорох неисписанных листов и лёгкий шелест, с которым раздвигаются сосуды, когда в них от удара к удару нагнетается кровь. А когда умолкнет и этот звук, в дверь войдёт Госпожа луна пятнадцатой ночи. Сядет тихо напротив, взглянет своими седыми глазами - и будете до утра беседовать с ней, но так, чтобы ни слова, ни полслова из писем, тех, что и в памяти хранить запрещено. Если, конечно, есть желание, чтобы Госпожа луна наутро ушла одна.

Но с каждым месяцем, с каждой беседой это желание становится всё тише.