Коала

Растерянная коала сидела на дереве. Листья, привычно плотные и блестящие, прямо на глазах теряли цвет и увядали, стоило только протянуть к ним маленькие цепкие пальчики. Коала потянулась к ветке ещё раз, словно надеясь, что дереву надоест шутить и оно вернёт ей плотные сочные листья.

С чего вдруг дерево должно идти ей навстречу, она не думала - всегда же шло, значит, и впредь будет. Однако и на этот раз глянцевито блестящий лист стремительно начал желтеть и терять форму, стоило только коале коснуться его поверхности.

Она разозлилась: ну что за глупое дерево! Разве оно не понимает, что без его листьев коале нечего будет есть и она умрет? То, что дерево - всего лишь дерево, коалу не смущало: в конце концов, она сама только животное. К тому же, вы видели когда-нибудь разозлённую коалу? Гневно сжимающиеся крохотные кулачки, сощуренные в щёлочку маленькие круглые глазки на словно бы игрушечной мордочке, покрытой серебристо-серым плюшевым мехом, чуть вздыбившаяся шёрстка на толстеньком загривке... О да, эта коала определенно злилась. И чем сильнее была её злость, тем быстрее и неотвратимее листья в её лапках из лакомства превращались в труху.

День угасал, и с ним угасало дерево под маленькими гневными прикосновениями. Наконец стемнело, и взошедший месяц увидел печальную коалу, бредущую через пески прочь от дерева, ещё утром бывшего живым.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

После

Иногда мне кажется, что небо уже упало на землю.

Это случилось не вчера и даже не позавчера. Эта мечта всех алхимиков сбывалась и сбывалась годов так с тридцатых благословенного двадцатого века по западному летосчислению, однако путь к этому начался ещё раньше, едва ли не в Ренессанс.

Свои первые ядовитые плоды искание истины дало в руках женщины (опять – женщины!), нашедшей льющийся из недр свет. Странные пути привели мужчин с высокими белыми лбами в мире между «Не будь» и «Не будь», между войной и войной к ключу, позволившему открыть силу древних звёзд, спрятанную в повседневных вещах, повседневных делах и повседневных телах.

Так странно: чтобы «быть» людям, умирали звёзды – тогда, когда не было ещё ни Земли, ни Луны, ни Солнца. Так странно: звёзды при этом умирали просто так, потому что это их жизнь и их путь, совсем не имея в виду людей. Так странно: быть просто по-следствием.

Как всегда, всё самое интересное начинается с по-следствий, с неимения в виду. И наша история – это тоже последствие.

Но это закатные пути; рассветные же привели к цели чуть раньше. Правда, всё там же, на западном полуострове. И сыграли едва ли не большую роль в том, что мы видим сегодня. Трансмутация в золото с одной стороны и пилюля бессмертия с другой. Как умеем, так и реализуем, верно?

Странно быть только по-следствием, неправда ли?

Как бы то ни было, небо упало – дважды как минимум, и теперь те, кто выжил, ходят по нему босиком, попирая подушечками лап, копытами или чем там придётся. А ему хорошо – оно слишком устало быть щитом между маленькими людьми и большим безжизненным космосом; до границ хаоса бессмысленно далеко, и ещё дальше от того, что за прозрачной голубой плёнкой лежит холодная упорядоченная чернота. Там всё ещё умирают звёзды. Просто так умирают, как и всегда. Что б им сталось-то?

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Степное

Сухой ветер спокойно и сильно треплет её уже серебристые волосы, когда-то длинные и густые, теперь же похожие на ту траву, коей поросла эта земля до далёкого и чуть дрожащего горизонта. Этот ветер, её привычный спутник, самый верный любовник и единственный муж, то гладит её теплом, то швыряет в глаза песок и бабочек. Да так и стали её глаза цвета того песка, той выжженной равнины, цвета жара, саранчи и выгоревших злаков. Давно стоит она здесь. Стоит и смотрит в глаза человеку.

Человек похож на дерево, крепкое, но не старое. Он пережил не одну бурю, и следы их ярости и слепоты складываются в улыбку и тонкие лучистые морщинки на его лице. Он пережил не одну бурю - переживёт и эту. Древние глаза цвета песка, оставляющие шрамы на его переносице, когда-то научили его смеяться и высушили жажду чужой жизни.

Он похож на узловатое пустынное дерево, невысокое, знавшее ветер и привыкшее к жажде. Он смотрит в её глаза, проводит рукой по серебристым волосам, так напоминающим перья ковыля, что кажется, будто он касается ладонью роя мёртвых мотыльков. Он смотрит ей в глаза, и в его глазах она видит отражение неба и лучи солнца.

Он пережил не одну бурю - переживёт и эту.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Зарисовка с натуры - 2

Дворец всё-таки достроили. Теперь ядовито-сизые тучи не могли переползти через залатанные стены и выворачивали своё нутро в тёмный разбухший пруд. Пристань променяла изношенный бетон на уютную лиственницу, и украшенные резьбой перила ещё хранили былое тепло и коварные занозы для неосторожных замёрзших рук. Завод же, несмотря на обещанную господдержку, закрыли. И только ветер остался всё тем же, пронизывающе-весенним, очищающим, ждущим. Всё таким же жадным до голых плеч.

В этот раз Нэко никого не ждала. Тёмно-фиолетовый ирис веры давно отцвёл, луковицу побили морозы, и пожухлая листва несдержанных слов замела тропу на север. Но мутная вода пруда всё так же смывала пыль с усталых ног. Сидеть бы вот так, спрятав следы прошедших времён в тёмную глубину, отдав ветру на откуп побелевшие от времени волосы.

Луна не успеет обновиться, как под боком у нежилья взбалмошной императрицы вырастет маленький домик. Вечерами из трубы будет идти вкусный тёплый дым, а льдистые окошки будут сверкать уютными красными огоньками, обещая земляничный чай и неспешную беседу случайному гостю.

Она больше не замёрзнет. Немного жаль, что домик так мал – и ночлег случайному гостю придётся искать в другом месте. Но земляничный лист и мята уже собраны и высушены.

Нэко бросила взгляд на узкую полоску заката, пробивающуюся из-под туч, медленно встала и пошла к старой иве – за сумкой с инструментами.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Осенний дождь

А ведь всё снова было просто: полунасмешливый взгляд искристых карих глаз; чуть полноватые – и немного развратные – твои губы, которых я так хотел коснуться трепещущими пальцами; руки, сильные и умелые, ласкавшие слишком многих, чтобы поражаться – мне, лишь мне, ибо я жаден до ласки, и когда ты распыляешь её на других, я дико ревную; предложение – невыгодно, нет, и я не соглашусь с этим никогда – да и была это, скорее всего, лишь шутка…

Я стою с другими; они курят, я тоже (но когда я один, я не курю!); и мне нравится перекатывать твоё раскатистое, немного рычащее имя у себя на языке, потом, забрав всю соль, выплёвывая его в пространство – оставляя во рту пряный привкус, как будто разгрыз зёрнышко с бородинского хлеба (чёрт, никак не могу запомнить название этой специи!). Я громко смеюсь и подхожу здороваться поцелуем в мягкие – чуть развратные, да! – губы; но зачем ты отвечаешь на этот поцелуй? Отвечаешь так, что я вспоминаю хруст стёкол твоих очков под твоими же берцами в мой день рождения, в то время, когда я давал цветному вихрю своего душевного хаоса такое пошлое имя… Но почему ты стоишь сейчас один – и при этом отвечаешь мне на поцелуй и бросаешь пару невинных фраз?

Ты не был мне никогда небом, ты был – и продолжаешь быть, я понял это! – влажной и тёплой тьмой, манящей и обволакивающей. Измена ли ты моему небу? О, нет! И слава всем богам, что никто не рвёт меня на части так, как мечтаю порвать тебя на части я, оторвать от тех, кому ты улыбаешься мягче, гладишь нежнее – но при этом смотришь мне в глаза. И – боги великие! – небом твоим не стану я никогда, не буду рыжим смешливым августом ходить за тобой по пятам – да и не крашу я давно свои волосы в цвет меди, поющей от связи с небесами.

Я стою с другими, курю, пью и смеюсь, и всё по-прежнему, хоть и стал я старше не на одну жизнь, но и дарована мне не одна. Но – небо скрылось, спряталось, покинуло меня, бросив в объятья тумана. И пусть я знаю, что оно расцветёт мне в лицо звёздами уже через пару вздохов, я стою с сигаретой и краем глаза слежу за твоими движениями, чуть более неуклюжими, чем я помню – да ты и не стал моложе или ловчее, и странным было бы иное. И губы твои – чуть развратные, да; боги, как я люблю мужчин с извилистыми, слегка неправильными, ассиметричными ртами! – складываются в лёгкую улыбку, когда ты говоришь с кем-то.

Нет, этот вихрь хаоса не примет то затёртое имя, которым я наделял его века и эпохи назад, ибо суть его иная. Стесняюсь ли я его, стоя рядом с теми, кто хранит моё небо? О нет, моя совесть чиста, как не может быть грязным то, чего нет; и драгоценные (или это просто крашеное стекло?) камни моих мыслей и чувств скручиваются в тугую спираль, сверкая гранями, отражениями и осколками под мириадами чужих солнц. И я стою, краем глаза наблюдая за тем, как неспешно ты закуриваешь – твои губы так неприятны после дешёвых сигарет! но всё так же вызывающе ярки – и вспоминаю, как ты сидел на полупустой кухне в странном круглом доме и говорил, а я смотрел и слушал – люблю смотреть и слушать, тем более – тебя…

Холодает… Я застёгиваю куртку и размышляю, что проще: поехать греться домой или пойти «за ещём», оставшись дожидаться неба и звёзд – а может быть, влаги и тьмы? Мне хорошо, искренне хорошо, а после «ещём» станет не очень, а на следующий день – на работу. И начинает моросить мелкий осенний дождь, а я всё стою, и голова моя пуста, когда я смотрю на плавные завораживающие движения и твои полноватые – всё ещё чуть развратные! – губы. И иду домой.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Всё путём!

Арши шёл по коридорам Академии в полной тишине. Обычно в этих стенах раздавались звуки разговоров, крики и смех студентов. Но сегодня, видно, устав от шума, старинное здание погрузилось в тишину. Хотя, если подумать, Арши и не бывал тут раньше в неурочное время. А с тех пор, как получил звание и подтверждающую его татуировку, вообще не бывал.

Мастерам нет нужды заходить сюда. А он – Мастер. Кажется, всё ещё...

Собственно, чтобы прояснить этот вопрос, Арши и вернулся сюда. Спросить совета - ведь Мастера не каются, не извиняются и не рассказывают другим о своих ошибках. Но что делать, когда ты совершил, наверное, единственное, что могло поколебать уверенность в себе... Юноша вздохнул.

Не стоило браться за этот заказ, ох, не стоило. И ничто не может теперь служить оправданием – ни само отношение заказчика, предоставившего неправильную информацию, ни материалы, растащенные нечистыми на руку рабочими, ни то, что заказ абсолютно не важен и не интересен. Это рабочим позволительно воровать и саботировать - их не находил Путь, а тех, которых нашёл, украшали татуировка и послужной список, не позволяющий экономить на оплате их труда. Поэтому, конечно, заказчик нанял не их - а как прекрасно было бы продолжать работу Мастера! Юноша вздохнул ещё раз.

Заказ казался простым. Всё, что требовалось, Арши делал и раньше, и нужно было совсем немного. И вот с этим «немного» всё и пошло наперекосяк. Сначала то, что прислали, не подошло, потом полгода просто не приходило ничего, потом – пришло, но лучше бы не приходило. А главное, заказчик считал, что так и надо. И Арши поддался: сделал так, как от него просили люди, а не так, как требовал Путь – он позволил себе сделать хорошее лицо при плохой, некрасивой изнанке. И Путь понял, что его предали – и треснул, как трескались теперь зеркала на его пути.

И вот теперь юноша пришёл туда, где впервые понял, что значит Жить и Творить. Как раньше – в поисках поддержки, которую ему раньше оказывал наставник. Но у Мастеров нет наставников – есть друзья, такие же Мастера, как и он. Поэтому – Арши пришёл к другу.

Юноша не сразу заметил беловолосого мужчину там, где ещё год назад стояла статуя одного из основателей Академии. Ах да, они же разбили её на праздновании выпуска… И бывший наставник – теперь уже просто Карт – принимал тогда активное участие в попойке. До того момента Арши и не подозревал, на что способен его всегда холодный и строгий учитель – и именно тогда понял, что в любой момент сможет обратиться к нему за помощью. Что ж, время пришло – обратился.

Карта и правда можно было принять за статую: высокий, стройный, с бесстрастным лицом и незаметным дыханием, он казался высеченным из того же мрамора, из которого были сложены стены Академии. Он мало походил на других наставников, весёлых и шумных, с широкими открытыми лицами и повадками вечных студентов, бывших скорее друзьями и старшими братьями, а не учителями своим воспитанникам. Но Арши всегда восхищался именно им, находящимся вне шума и суеты, надёжным и неизменным, как дыхание северного ветра в начале зимы. Вот и сейчас он не мигая смотрел на бывшего ученика спокойно и уверенно – под стать изображаемой им статуе.

- Здравствуй, Карт!

- Салют!

Наваждение спало. Лёгкий серебристый смех мужчины разбил тишину и скрыл до лучших времён неизбывное очарование прошлого. Сейчас они были на равных, и Карт был явно рад встрече. Столь бурное проявление чувств и не замечаемая прежде лёгкость явно смутили молодого Мастера, и он поспешил отвести взгляд от льдисто-голубых глаз с белёсыми выцветшими зрачками, пусть и искрился сейчас этот лёд солнечными зайчиками искренней радости. Карт же был вполне доволен произведённым эффектом.

- Ну что, по делам небось? Нет чтобы просто зайти проведать старика…

- Старика?

Арши поймал себя на мысли, что не задумывался раньше, а сколько же наставнику лет. Он казался вечным и притом навсегда молодым, застывшим в гранях космического льда…

- Блин, вот и сказать уже ничего нельзя, сразу придирки, поиски второго дна и тайных смыслов... Проще надо быть, проще. А мне тут Льеса подогнала шикарного вина из личных запасов. Пойдём в кабинет?

- Вот уж не знал, что она выращивает виноград…

- Льеса? Эта старая интриганка – выращивает? У неё даже тараканы дохнут! Скорее, обобрала какого-нибудь толстосума, пленённого её прелестями – хотя было бы чем там пленяться. Морок один. Да ты не стой на пороге как неродной, проходи давай.

***

- Карт, мне нужен твой совет.

- Да успокойся ты, видел я последнюю твою работу.

Арши залился краской, кажется, до кончиков слегка заострённых ушей и поневоле опустил глаза. А кабинет-то почти не изменился. Вот только… Не было тут раньше незаконченного портрета помянутой всуе «старой интриганки», да ещё в таком… эхм… виде. Сразу видно – Арши уже не ученик, а Льеса – ещё очень даже не старуха. Карта, видимо, не смущало ни то, ни другое. Он спокойно разлил рубиновое вино по пыльным, но изящным бокалам и предложил один юноше.

- Ну, за встре…

Арши не успел договорить тост, как мужчина широким глотком осушил свой бокал и благополучно разразился грязными ругательствами. Юноша так и не понял, чем же провинился отсутствующий спонсор их маленьких посиделок – ему-то показалось, что вино выше всяких похвал. Между тем поток Картовой ругани иссяк, и он как ни в чём не бывало продолжил свою мысль.

- Ну да, видел. Ну не шедевр, конечно, но и не самая помойка. Ремесленная поделка. А кто тебя просил о большем?

- Но я обещал… А зеркала?

- Пфф, пара совпадений – и на тебе уже лица нет. Ты Мастер или так, погулять вышел? А зеркала – ну вон у стенки стоит, можешь глянуть. Да не бойся, не треснет.

Арши помнил это зеркало. Именно оно первым затуманилось в его жизни, явив взгляду туманную дорогу, уводящую высоко в горы. Путь являлся каждому Мастеру в том виде, который тот мог осознать, и Арши не был исключением. Вот и сейчас он как будто впервые подошёл к высокому – в рост Карта – зеркалу в тяжёлой деревянной раме, и Путь привычно зазмеился, представая на этот раз в образе козьей тропки к вершине.

- Ну всё, насмотрелся? Хватит, хватит, дома посмотришь, а сейчас у нас ещё полбутылки есть, давай сюда.

Арши оторвался от созерцания и медленно подошёл к мужчине, привычно развалившемуся в своём любимом кресле. Тот действительно уже успел употребить половину объёмистой бутыли, и белёсые зрачки его расширились, занимая теперь почти всю радужку. Юноша усмехнулся и протянул свой бокал…

***

Когда бывший ученик ушёл, Карт встал и, с удовольствием потянувшись до хруста в костях, подошёл к зеркалу. Сейчас оно вело себя так, как это и положено порядочному зеркалу, отражая высокого поджарого мужчину со странными глазами, ожесточённо пытающегося справиться с густым хвостом непослушных белых волос с помощью двух спиц и странной заколки в восточном стиле. Морок, что с него взять – на хозяина не действует. Да, морок, да, на самом деле это и есть простое зеркало. Но пыль тысячелетий выветрила из памяти причины, почему старому Мастеру могло бы стать стыдно за маленький обман. Он не нуждался в подтверждении Пути – он сам был своим Путём, и что бы он не делал, он делал мастерски. Жаль, Арши этого не понимает… и не поймёт, пожалуй, ближайшую тысячу лет, что мастерство не пропьёшь.

Карт подмигнул своему отражению и пошёл дописывать незаконченный портрет… и желательно с натуры.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Посюстороннее

Просыпаться - каждое утро в одно и то же время, без будильника. Не сказать чтобы это была сила привычки - скорее потребность сущности, поймавшей в сети энтропию.

Засыпать - каждый раз в новом месте и новом времени - как дань внутренней силе, из которой он плетёт полотно своей, да и не только своей судьбы.

А то и не засыпать вовсе - так, на долю мгновения прикрыть глаза, сморгнуть попавшую соринку - и оказаться у себя в спальне. Соринка всегда находится вовремя - Вселенной хватает пыли на добрые дела. А разве ж не доброе дело - скалиться с обратной стороны медали тому, что сумел эту медаль получить? Доброе, как есть доброе - скольких завистливых оно одаряет радостью!

А чему завидовать-то? С утра он начинает восстанавливать то, что сломал ночью - пока воля и разум спали, и пойманная им сила приходила сквозь его тело в этот мир - о, эта сила нашла себе достойные врата!

Ради толики свободы, получаемой бесконечной космической ночью; ради умножения себя, многократно отражённой гранями его хрустальной души и преломленной чистым разумом абсолютного нуля, когда движение и жизнь имеет только мысль, но не чувство; ради красоты бликов солнца на ледяных полях вечности; просто - ради красоты - она жила в нём, была с ним, была им...

А он - был ею, любил её, лишь её одну: сворачивающуюся калачиком тогда, когда лучи восходящего солнца пробивались сквозь его сомкнутые ресницы; раскрывающуюся в смертоносном прыжке, как только он терял над собой контроль; вечно стремящуюся, живую, горячую...

Им - ему и его силе - завидовали. Боялись ночи, когда она была неуправляема, несла смерть и разрушения, и ненавидели день, когда он был неумолим, жесток и холоден, отнимая у неё все завоевания. Иные жаждали его воли, не имея силы; иные - силы, не имея его воли; почти никто - мудрости быть собой. Они страстно хотели, чтобы и он познал их проблемы, их боль, их мимолётность.

И Вселенная смеялась и пускала пыль в глаза, чтобы принести ему иную боль - боль бесконечной неизбежности.

И он снова просыпался - как всегда, ровно в то же самое время.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Хроники больного бытия

---

Мёртвая смерть

О чём же ты была, моя мёртвая смерть?

О рыжих ли кудрях, роликах и мотоциклах?
Моя любовь попала в переплёт вместе со мной, но лишь на второй день, когда всё уже было решено...

О домике с местами крытой пенками террасой, где провалилась одна из частей крыши, и мы думали, кому надо было закрывать игровое в общем-то жильё качественными армейскими непромокаемыми ковриками?
Так игра постепенно переходила в жизнь, когда за окном льёт дождь, а ты сидишь в тёплом и сухом доме и смортишь на бесконечные потоки воды, и хорошо тебе оттого, что кто-то вложил в этот дом тепло своих рук и своей души...

О том, как мы сидели на снегу с незнакомой (к стыду моему, ведь она называлась, когда мы вместе выходили на завтрак) девушкой, и нам менты из оцепления разрешили взять лишь один комплект одежды на двоих?
Удивительно, опять кто-то кричал из толпы, что это - не искусство, и мы с ним соглашались в том, что не искусство это, конечно, но согласиться с исступлённой ненавистью не могли никак...

А может, о том, как хорошо, когда ты не один?
И было уже всё равно, когда мы сидели на снегу - я на той косухе, которую собиралась отдать, она - подо всей остальной одеждой, нам же менты в итоге разрешили взять всё, что найдём; и охраняли уже нас - от тех, кто нас ненавидел неизвестно за что - нет, просто за то, что мы по-человечески общались с другими, достойными их ненависти...

Нам было тепло в последний предрассветный миг.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Долг памяти

Химеки устало оглянулась назад. Дорога далась ей не так легко, как она рассчитывала, однако всё могло быть гораздо хуже. А так - ещё один дневной переход, и она будет на месте.

- Соун, тебе не кажется, что пора ставиться?

Высокий юноша, до этого молча шагавший впереди, удивлённо оглянулся:

- По-моему, до темноты ещё долго. Или ты устала?

- Нет, конечно, скажешь тоже! Но если верить карте, более удачного места для лагеря нам не найти. А завтра к вечеру мы будем уже дома у Реики.

За две недели, проведённые наедине с Химеки, Соун уже привык, что спорить бесполезно. Тем более что намётанным глазом заметил старые следы чьей-то стоянки. Путники сбросили рюкзаки, и парень, тихонько ворча под нос, что карта не есть территория, принялся ставить палатку. Девушка тем временем отцепила от рюкзака котелок и пошла к речке, вдоль которой они шли последние четыре часа.

Берега оказались топкими, и ей пришлось довольно долго искать удобный спуск к воде. И когда её усилия увенчались успехом, решила сразу ополоснуться. Купаться вместе с Соуном совершенно не хотелось. Друг-то он друг, но лишний раз искушать судьбу и его терпение ни к чему.

Оставив на берегу надоевшую за день одежду, Химеки медленно, получая острое удовольствие от каждого мгновения, вошла в воду. Глубина достигала середины бедра, и, продолжая погружение, девушка опустилась на колени, чувствуя, как её наполняет чистая, изначальная сила. Если честно, подобные купания были не менее важной целью этого путешествия, но в этом девушка не призналась бы не только Соуну, но и себе.

Реке было всё равно. Она щедро делилась силой со всяким пришедшим и, пожалуй, могла бы принять в себя не один десяток таких, как Химеки, не утратив при этом и толики своей мощи. Она всё так же лениво катила свои воды и десять, и сто лет назад. И то же равнодушие медленно сворачивалось клубком в груди у девушки. И в тот момент, когда она почувствовала, что полна, её тишину разбил серебристый смех.

Девушка с удивлением посмотрела на свесившуюся прямо перед носом женскую ступню, убрала с лица чью-то длинную рыжую прядь и взглянула вверх – чтобы встретиться с ядовитыми звёздами в до боли знакомых глазах.

- Реики…

Женщина вновь засмеялась:

- А кого ещё ты ожидала встретить в этой глухомани? За две недели я заметила тут лишь случайно забредших грибников. А вот тебя я ждала ещё позавчера, - и она спрыгнула с нависшей над водой ветки в реку.

- Мы… слегка заблудились. По карте мы должны были завтра выйти на дорогу, ведущую к твоему дому. Но, боги, к чему это всё? Мы сто лет не виделись!

- Ай, красавица, опять ходишь по бумаге, а не по лесу. Учила тебя, учила, да всё, видать, бесполезно. Да, давно тебя не было, забываешь старых друзей. Да и новых не шибко-то жалуешь… Тот мальчик, который пришёл с тобой… ты не предупреждала.

- Да я сама не ожидала, что он увяжется. Но ты же знаешь этих парней – если сказал, что не отпустит меня одну, то можно хоть в три часа ночи выходить, всё равно догонит. К тому же, без него я заблудилась бы окончательно ещё неделю назад.

- Ну и что? Я бы тебя всё равно нашла, - Реики на миг окунулась, отчего её длинные волосы намокли и прилипли к спине. – Не в первый раз. И, надеюсь, не в последний…

- Думаешь, я совсем безнадёжна? – Химеки с укором посмотрела на подругу. – Надеюсь, после проведенного у тебя отпуска мне удастся хотя бы выбраться самостоятельно.

- Не в этом дело. Кажется мне, что ты больше сюда не вернёшься.

- Это тебе река сказала, да? Ты совсем спятила в своей глуши!

- Да нет, здравый смысл. От тебя не было вестей уже лет пять, и тут вдруг ты пишешь, что проведёшь у меня две недели своего отпуска. А потом заявляешься, как всегда, опоздав на пару-тройку дней, да ещё ведёшь с собой какого-то парня! Ты же знаешь, как я к этому отношусь.

- Реики, послушай!.. Мы… не виделись с тобой очень давно… И мне очень стыдно, что всё так вышло. Ты же помнишь, каким было наше расставание, и… мне не доставало духу написать тебе раньше. Я боялась, что ты всё ещё злишься. Как вижу, не зря! – под конец тирады девушка уже и сама разозлилась. В конце концов, она первая пошла на примирение, да и Реики сказала, что охотно примет её у себя. Нельзя же так долго дуться!

Женщина молча встала во весь рост. Она была на голову ниже Химеки и лишь немного шире её в бёдрах, однако казалось, что возраст добавил ей силы и крепости. Она была продолжением этого вечера, этого неба, этой реки... она была на своём месте. В отличие от Химеки, которая чувствовала себя пусть и давней знакомой, но всё же гостьей. Рыжие волосы Реики доходили до самой воды и скрывали её тело. Но девушка и так помнила его, помнила до мельчайших подробностей, до самого тихого отклика на самую нежную ласку… Они были вместе тогда. И Химеки надеялась, что будут близки и сейчас. Чёрт, почему же Соун был так настойчив, когда она рассказала ему об этой поездке!

Девушка тоже поднялась из воды. Короткие чёрные волосы подчёркивали идеальную форму головы… и не только головы. Они не скрывали ничего, но Химеки нечего было и стесняться. И только длинная чёлка прятала от постореннего взгляда тёмные глубокие глаза, в которых было не видно зрачков. Когда-то давно, так давно, что время успело выцвести и облезть, Реики любила говорить, что утонула в этих глазах. Глазах цвета предрассветного неба, цвета памяти и безвременья. Тогда Химеки не скрывала глаз, и любой мог заглянуть в эту бездонную пропасть. Но с тех пор, как она уехала в город, её взгляд всегда был скрыт чёрной занавесью волос.

- Вода течёт. Мы изменились. Зачем ты приехала?

- Отдать долг.

- Ты мне ничего не должна. Всё было так, как должно.

- Я должна себе. Память отнимает у меня силы. А они мне скоро понадобятся – я чувствую это.

- И что ты хочешь от меня? Забвения? Прощения?

- Реики, я знаю, ты можешь мне помочь…

- Я должна подумать. А мой дом в часе пути отсюда. Вы не дошли до дороги совсем немного, - и женщина растворилась в сгустившихся сумерках.

К тому времени, когда Химеки вернулась к временному лагерю, вся мокрая и без котелка, Соун успел поставить палатку, развести костёр, разогреть консервы и порядком известись.

- Хим, что случилось? Ты упала в реку? С тобой всё в порядке? Я за тебя так переживал!

- Да нет, всё хорошо, просто встретила кое-кого. Снимаемся, тут идти не больше часа.

Соун был слишком обрадован тем, что с девушкой всё в порядке, поэтому не стал спорить и лезть с расспросами, а просто молча начал собирать свежепоставленную палатку. Химеки тем временем потушила костёр и выжала на угли футболку. Те сердито зашипели и живо напомнили ей Реики. Не ту, образ которой она трепетно хранила в памяти, а сегодняшнюю, голую и раздражённую.

Но она и правда приехала по делу. Вернее, по предчувствию перемен. И ей на самом деле нужна была свобода от собственной совести. Было немного страшно, но оставалась надежда, что давняя подруга что-нибудь придумает. Вот только что потребует в качестве оплаты? Девушка сердито тряхнула чёлкой. Что потребует, то и отдам. Себя. Всю. Она почти не сомневалась в выборе Реики.

Дорога и впрямь оказалась близко – они заметили её с вершины ближайшего холма. А чуть дальше был виден и домик. Маленький аккуратный деревенский домик, который, казалось, вырастал прямо из земли. В окнах горел свет.

Хозяйка встретила их, сидя на крыльце. Она неспешно курила длинную трубку и смотрела куда-то на запад, за горизонт, куда не так давно ушло солнце. И абсолютно не обращала внимания на гостей.

Соун был поражён. Никогда раньше он не видел такой красивой женщины. Очень длинные волосы цвета меди свободно спускались на спину и дальше, на крыльцо, на широкоскулом лице гармонично сочетались яркий красиво очерченный рот и большие глаза густо-янтарного цвета, в которых отражались кольца травяного дыма, медленные плавные движения рук говорили о силе и спокойствии их обладательницы…

Химеки же была зла. Можно сказать, очень зла. Она узнала запах и ничуть не удивилась остекленевшему взгляду своего спутника. Он же сейчас слюной изойдёт! А ведь до этого полгода за ней ухаживал, настойчиво и красиво. Конечно, Химеки была к нему равнодушна, но подобное поведение со стороны бывшей подруги и любовницы возмущало.

Реики подняла взгляд на девушку и медленно проговорила:

- Я помогу тебе. Я выбрала плату. Придумай что-нибудь для его родственников.

- Но…

- Я сказала всё, что собиралась. Можешь идти в дом – на столе стоит ужин, чай погреешь сама. Нам ещё надо поговорить с… Соуном, правильно? – и она сладко-тягуче улыбнулась юноше. Тот завороженно ответил такой же улыбкой.

Химеки послушно прошла в дом. И вновь, как в далёком прошлом, поразилась уюту, который умела создавать для себя старая ведьма. А в том, что Реики стара, девушка уже давно не сомневалась. И дело не в том, сколько лет прожило её тело – оно-то как раз было молодо и полно сил. Но пыль Вечности сложно спрятать в окаменевших, словно янтарь, глазах… Но всё-таки это подло! Её даже не спросили. А ведь она на самом деле хотела восстановить былую дружбу. Или даже не так, просто отменить их последнюю встречу – или, наоборот, не-встречу – и все прошедшие вслед за этим годы. Там, в памяти, всё было так просто, так тепло, так… уютно. Да, именно этого ей не хватало после расставания. Наверное, она тоже когда-нибудь станет такой – сила, спящая в груди, не нуждалась в проверках и оправданиях. Но это будет ещё очень нескоро. А пока можно просто посидеть за чашечкой чая, вспоминая прошедшие времена. Тем более что Реики напекла к её приходу своих чудесных пирожков – целое блюдо на столе стоит…

***

Очнулась Химеки в городской больнице. Чувствовала себя она при этом вполне здоровой, поэтому сильно удивилась своему местонахождению. Последнее, что она помнила, - это съеденный пирожок. После этого её очень быстро начало клонить в сон, и, кажется, она заснула прямо там, на кухне у Реики. А проснулась вот только что…

В палату заглянула медсестра. Увидев, что девушка очнулась, она что-то написала в карте, прикреплённой к спинке кровати, и уже собралась уходить, когда Химеки остановила её вопросом.

- А что со мной было? Мне кажется, что со мной всё в порядке.

- Острое отравление. Нам позвонила Реики Мицуно, сказала, что вы что-то съели в лесу. Не беспокойтесь, мисс Реики всё оплатила. Она оставила Вам записку и билет на поезд. Принести Ваши вещи?

- Да, пожалуйста. – «Ах ты старая карга! Усыпила меня и сбагрила в добрые руки медиков! Готова поклясться, до конца отпуска не больше трёх дней осталось!» - Не подскажете, какое сегодня число?

- Двадцать второе. Вы сутки проспали. Сейчас я принесу записку от мисс Реики.

Ага, сутки, как же. А не двенадцать, часом? Реики оставила ей меньше двух дней. Ну ничего, ещё можно успеть, если договориться с теми же медиками, сказать, что там ещё остался Соун…

Тем временем медсестра принесла запечатанный конверт, и, убедившись, что девушке ничего не требуется, вышла.

В конверте оказался сложенный вчетверо тетрадный листок, исписанный быстрой – знакомо быстрой – рукой.

«Ну как, тебя всё ещё мучает совесть? Оно того не стоит, поверь, красавица. Ты отдала долг памяти. Прислушайся к себе – чувствуешь лёгкость? А за мальчика не беспокойся – ему хорошо со мной, и если будет лапочкой, ещё долго будет хорошо. А вообще, приезжай как-нибудь в отпуск, лет этак через десять. Чаю попьём, о прошлом поговорим – ты как раз будешь готова к подобным разговорам. Твоя Реики.
P.S. Извини за пирожки, так получилось.»

Химеки прислушалась к себе. Равнодушная сила по-прежнему спала в груди. Было легко, впервые за несколько лет легко настолько, что, казалось, можно вдохнуть – и взлететь. Девушка ухмыльнулась, заметив на соседней тумбочке забытые кем-то спички, и протянула руку. Коробок послушно прыгнул в ладонь.

И несколько секунд смотрела на свою маленькую огненную смерть.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Из любви к кофе

В студенческом кафе как всегда было шумно и как всегда не было мест. Однако некоторые студенты его уже узнавали. Что ж, молодой профессор, подающий большие надежды, к тому же талантливый педагог. Почему нет? Как бы то ни было, место ему и её спутнице искать не пришлось.

- Присаживайся, - он отодвинул пластиковый стул.
- Спасибо.

Он заказал себе пива. Она, как всегда, кофе и лёгкий салат. Пока собирали заказ, девушка успела поймать на себе не один любопытный взгляд. Не сказать,что это её тревожило, скорее удивляло. Действительно, она не носила никаких знаков отличия, но они ей были и не нужны. Даже для такого места она выглядела непонятно, непривычно... неупорядоченно.

У студентов Иркутского Технологического Университета было мало возможностей встретить живых хаотов: считалось неоспоримым, что природные склонности мешают адептам Хаоса заниматься точными науками, разве что в области пространственно-временного прогнозирования, но так на это у них свой институт есть. Местные же хаоты дольше пары лет подержаться не могли: начинались прогулы, запои, просто невозможная расхлябанность. Разумеется, невозможная для Порядка и неофициального института по его исследованию.

- У тебя на редкость устойчивые привычки. Я имел в виду, для таких, как ты.
- Готовлюсь к прорыву. Я сейчас вообще на работу стабильно хожу, к девяти утра, - девушка задорно улыбнулась.
- Никак не могу привыкнуть, что для половины человечества это дико.
- Меньше, значительно меньше. И практически нигде, кроме СССР, возможности Хаоса по-настоящему не исследуются, а природные способности адептов вытесняются навязанной дисциплиной.
- Но вам же тоже навязывают дисциплину? Ты же знаешь, мы должны пройти первую ступень посвящения в Хаос, прежде чем получить статус магистра Порядка. А я уже профессор как-никак, - сказал мужчина. - Кстати, пиво тут всё-таки хорошее. Или у вас запрет на алкоголь?
- У нас? Запрет? На пиво? Забавный! Просто не люблю светлое. Мне как женщине позволительно, - девушка сделала хороший глоток уже остывшего кофе. - А дисциплина у нас не навязывается. Хотя я и имею вторую ступень Порядка. Но, может, хватит об этом? Зачем вы меня вызвали в своё логово?
- Не думаю, что стоит говорить о деле в столовой. Давай сначала поднимемся ко мне на кафедру.
- Разрешите уж сначала пообедать, - она фыркныла и принялась есть салат.

Два часа спустя профессор на кафедре уже варил для хаотки кофе. Причём так, как это было принято ещё до Войны - натуральный, в джезве и на открытом огне. Это было немыслимо, неправильно, незаконно, кафедра - не место для готовки, подобные действия могли привести к пожару, однако хаотка была спокойна, и ему приходилось доверять ей. Более того, он был вынужден потакать её капризам - слишком важна была та часть работы, которую она согласилась выполнить. Более того, она сказала, что сделает это бесплатно. Он чувствовал себя слегка обязанным и теперь нарушал все мыслимые правила и менял всё упорядоченное бытие кафедры, лишь бы получить ответ на свой вопрос.

- Итак, в чём проблема?
- У нас есть подозрения, что Персия нарушает пакт о неразработке биологически дифференцированных средств уничтожения живых организмов.
- Хочешь сказать, они разрабатывают биологическое оружие, действующее только на представителей европейской расы?
- Именно так говорят наши разведчики.
- И ты хочешь, чтобы я подтвердила или опровергла это?
- Не совсем. Информация достоверна. И мы должны разработать симметричный ответ.
- Понятно. Причём вы хотите их опередить, так? Они идут классическим путём разработки с полным циклом и логическими выкладками на каждом этапе. Ты же хочешь получить ответ из Хаоса прямым путём, - она не спрашивала, она утверждала.
- Именно.
- И тебя не смущает, что я специализируюсь в другой области?
- А у хаотов есть специализация? - он посмотрел на девушку и на секунду отвернулся от кофе, и кофе, как ему и полагается, убежал.
- Ну вот, а ты боялся, что пожар будет, - равнодушно произнесла девушка. - Конечно, есть. Просто нет ограничений на ассоциации. Они могут быть из какой угодно области. Но нас учили получать ответы на вопросы, в которых мы ничего не смыслим. Это сложнее и потребует усилий скорее от тебя, чем от меня. Причём, скорее всего, не только от тебя. И налей уже кофе в кружку, не пить же мне его прямо так!
- Что тебе нужно? - спросил он, пытаясь избавить горелку от следов кофе. Который, кстати, успел полноценно пришквариться и никак не желал оттираться.
- Сейчас ты объяснишь мне основные моменты, необходимые для создания подобного оружия. Говорить тебе придётся много, будешь рассказывать всё, что знаешь, о чём догадываешься, что думаешь. Если устанешь, позовёшь кого-нибудь себе на смену - лучше не прерывать поток информации. Потом немножечко химии - и мы сядем думать. А потом пригласим врача, чтобы вытащил меня, если что, и если всё будет как надо, ты получишь инструкцию или, в крайнем случае, идею с ключевыми моментами. Ну что, ты готов?
- Прямо сейчас? Так вот быстро и сразу? А каков риск, что с тобой что-то случится?
- Не больше, чем обычно. Не бойся, всё будет хорошо, - и она ободряюще ему улыбнулась. - Звони своим, пусть поддержат тебя, когда ты выдохнешься.

Спустя неделю она уснула. Сказала, что ушла искать ответ. Врачи тщательно следили за её состоянием, всё было нормально. Он не отходил от её кровати. Сначала он был спокоен и только ждал ответа Хаоса на столь важный для страны вопрос. На третьи сутки его начал мучить страх, что в этот раз она не вернётся.

Ещё через три дня она проснулась.

Безумные черные глаза, два огромных провала в бездну. Белые губы, шепчущие что-то неразборчиво, но всё громче и громче. Он начал различать отдельные звуки, затем звуки сложились в слова, а слова - в формулу. Эта формула вонзилась ему в мозг раскалённой иглой; то, ради чего всё задумывалось, то, ради чего он чуть не потерял рассудок и любимую женщину, было получено из Несотворённого, из Не-бытия.

А женщина всё продолжала и продолжала кричать что-то невнятное, кричала громко, надрывно, отдавая последние силы. Весь медперсонал отсека сбежался к её кровати, где-то позади всех семенил старенький врач. Когда он, наконец, добрался до хаотки, то первым делом отвесил ей хорошую оплеуху. Девушка замолчала, разум понемногу начал возвращаться в её глаза. Когда её сознание полностью пояснилось, она посмотрела на молодого и очень привлекательного профессора Порядка, втянувшего её в эту авантюру, и тихо сказала:

- Проверяй результат. И когда ты мне, наконец, сваришь кофе?

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Проездом на небо

Сашка сидела на колченогой табуретке и была занята очень увлекательным делом. Она гадала на кофейной гуще. Расклад выходил занятный: два дерева, растущих корнями вверх, опутывали большую птицу, не пуская её навстречу чему-то большому и страшному. За свои неполные тридцать - или тринадцать? - она собрала целую коллекцию подобных предсказаний, общей чертой которых, кроме всего прочего, было то, что они никогда не сбывались.

Тем временем на кухню зашёл Олег. Грустным взглядом окинув развернувшуюся картину минувшего побоища, он уселся на подоконник и закурил, стряхивая пепел в горшок с маминым луком. Он искренне считал, что нечего тут делать этой зелёной пакости. Поднял глаза на Сашку и подумал это ещё раз.

- Скоро пойдёшь? - тихо бросил он.
- Сейчас, только догадаю... А я тебе уже надоела?
- Нет, если хочешь, оставайся... Но вечером приезжает мать, ты же понимаешь...
- Понимаю. Я всё понимаю.

Да, она всё понимает. Всё, кроме одного: почему взрослый мужик начинает искать оправдания. Сама она, с тех пор, когда пятнадцать лет назад ушла из дома, привыкла, что прятаться не за кого. И сколько их было, мальчиков и мужчин, сильных и слабых, красивых и очень так себе... Все как сговорились: никто не смог сказать просто "нет", так же прямо, как говорила при случае она сама. Сашка мельком взглянула на курящего Олега. Хорош, до чего же хорош...

- Ладно, я пошла. Спасибо за всё.
- Звони.
- Как-нибудь обязательно.

Её ждали трасса и хмурящийся где-то на северо-западе Финский залив.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Времена года

Она искала неба.

Искала его в солнечных зайчиках луж. Искала в бликах дорогих машин и окнах пустых домов. В игристом ручье и марочном вине. В городе, на природе и на берегу моря. Искала его даже в горах, глядя слезящимися глазами на незамутнённое солнце.

Но не находила... Она знала, что её небо хранит в себе запах густой хвои, прелой листвы и немного - терпкой полыни. Небо смеялось, небо было её августом, возмущённо цветущим императорскими хризантемами и тихо краснеющим рябиновыми гроздьями. А она искала и в стуже января, и в зацветающем апрельском лесу, и в промозглой октябрьской Москве.

А небо кралось за ней по пятам, усмехаясь в рыжую бороду и прячась за бронепластиком очков. Чтобы в тот миг, когда она забудет о нём, взглянуть глаза в глаза: искрами огня - в морскую рябь, хвоистой зеленью - в хмурое таёжное утро. И она вновь пойдёт искать вовне то, что и так всегда было в её сердце.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Зарисовка с натуры

Представая перед нами в ипостаси иной,
Становилась сказка грустною в конце...

Есть своя прелесть в развалинах величественных дворцов и гигантских заводов. Что первые - прячась за могучими деревьями, что вторые - отражаясь в битом стекле собственных окон, они смотрят в глаза случайным прохожим, рядясь в ветошь прошлого величия...

Нэко находилась как раз где-то песередине между заброшенным автомобильным заводом и изначально недостроенным дворцом взбалмошной императрицы позапрошлого столетия. Она сидела на пристани у маленького пруда, вырытого по приказу той самой императрицы, и щурилась на почти полуденное апрельское солнце. Прошло уже достаточно времени с тех пор, как она пришла сюда, и даже утки и редкие прохожие перестали замечать необычную гостью, считая её частью пейзажа.

Она действительно вписывалась в местную атмосферу: было в ней что-то и от ушедшей эпохи ярких балов, романтики, чести и предательства; были и сила и размах индустриализации, но притом некоторая однобокость развития. И сидела она ровно на полпути из мира в мир, что тоже было весьма символично. И тоже рядилась в ветошь - умирающих надежд.

Странной была она, странным было место и странным был мир в тот апрельский день.

Солнце лениво переползло зенит, тускло просвечивая сквозь серые облака. Подул лёгкий северный ветерок. Нэко зябко передёрнула плечами - всё ж таки лёд сошёл совершенно недавно, а лужицы с утра были покрыты блестящим тонким слоем замерзшей воды. Так что северный ветер, да ещё со стороны заброшенного завода, не мог радовать. Если бы не данное слово, она обязательно размялась бы, пробежавшись вокруг пруда, или ушла бы греться в метро. Но нет, если уж обещала подождать на границе, значит, надо дождаться. Пусть и срок был обговорен совсем другой - на рассвете.

Было в ней что-то от ушедшей эпохи ярких балов, романтики, чести и предательства. Стылый северный ветер нежно обнимал эту часть её сути, гладил, ласкал и успокаивал воспалённое сердце, обряжая её в ветошь умирающих надежд.

Нэко встала, потянулась и неслышными шагами побежала на юг, в сторону завода.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Подростковое

В тёмной комнате не видно чёрной кошки. Или серой? Какая разница, её необязательно видеть, достаточно знать о её присутствии. Коврик тоже хорошо бы не так откровенно синтетический, да и под видом лунных камней, кажется, куплены стекляшки. Но он чувствовал, нет, знал, что всё это - не более чем символы, условности, ведь там, куда он собирался, физическая реальность имеет так мало значения.

Холодно. Кажется, он забыл закрыть окно. Конечно, это не помешает, но может повлиять на выбор пути. Но не на итог. Он ещё верил, что путь и цель - разное... Тихо, очень тихо. Ночь молчит, значит, она мертва. Он ещё не знал, что осталось полвздоха до прорыва...

Холодно. Вернувшись, он вспомнил лишь это. Было безумно холодно. Как будто все льды мира захотели познакомиться с ним, обнять, проникнуть в суть и подарить сладостное знание застывшей неопределённости...

Тонкий нелепый мальчик встал с пола и, закрывая окно, равнодушно улыбнулся ледяным звёздам. Он обрёл себя.

И он никогда не узнал, что в ту ночь на его сердце появился рубец. Iss. Его плата.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

О пространстве

Закрыть глаза. Медленно-медленно, главное, чтобы честно. Подглядывать нельзя, иначе всё удовольствие теряется. А какой смысл работать без удовольствия?

Потянуться. Не руками - это излишне, да и небезопасно на данном этапе, тем более в незнакомом помещении. Ни нюхом, ни слухом - а чем-то другим, на грани восприятия... Прочувствовать место. Прочувствовать себя. Найти наилучшее, самое правильное положение себя в пространстве. Так, теперь можно открывать глаза.

О чём нас просили? Это не выкидывать, то оставить, эту штуку не сдвигать с места... Ладно, учтём, хотя я бы передвинула... ну, например, во-о-он туда. Ну это мелочи, значит, теперь можно смотреть на необходимые или возможные вещи и искать им правильные места. Отлично, приступим...

Стоп. Тренировка закончена, план составлен, хоть он никому и не нужен - ведь это лишь фантазия, игра воображения. Но по кончикам пальцев уже бегают трескучие разряды удовольствия, да в голове звенит мысль, что только этим и стоит заниматься, всё остальное получится куда хуже...

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Хроники больного бытия

- Зеркало, зеркало, покажи, что было, покажи, что будет... Да ну тебя, кривая стекляшка!

Девушка сердито отбросила полотенце и прошла на кухню. Было уже достаточно светло, так, что можно было выключить лампу. Чай остыл, старая плита разогревалась весьма неохотно, и девушка зябко куталась в старый шерстяной свитер.

Да, свитер был действительно стар. Вытянутый на рукавах, немного дырявый и даже кое-где поеденный молью. Он был похож на ее память, такую же уютную и такую же непрезентабельную. Да он и был одним из маленьких осколков, тех, из которых память и состоит, тех, что сковывают крылья пожелтевшими листами старых писем и фальшивых фотографий. Драный свитер, кружка с обколовшимся краем, сломанный холодильник, приспособленный под тумбочку и разрисованный любимыми руками и лазурной гуашью... Память ты моя, память, цепи вы мои, цепи...

Вода в чайнике закипела. Девушка с грустью подумала, что опять не успела поймать момент серебряных нитей, когда вода только начинает закипать. Говорят, при этом получается самый вкусный чай. Правда, касается это зеленого чая, который этой водой предполагается заваривать, а не того мазутообразного пойла, которое она собралась разбавлять. Каждой стране - свои традиции, но иногда хотелось чего-нибудь сказочного, красивого, чужого... И почти всегда ничего не получалось. Как, впрочем, и должно быть.

А тем временем случился рассвет. Он был некрасив: немного банален, немного замылен и даже немного сер. Солнца не было видно в принципе, от утреннего холода не спасали ни чай, ни свитер, ни чуть теплившиеся батареи, к которым она в надежде прижалась. Хотелось забиться в теплую нору, свернуться в клубок и не выходить оттуда до весны. И не помнить, ни секунды не помнить о том, что весна может и не случиться. И было тихо.

Но вот разбилось стекло. Кружка, та самая, с обколотым краем. Да и чёрт с ней! Сколько можно? Не спасут ни чай, ни батарея, ни холодное зимнее солнце. Выжечь холод, выжечь не калёным железом, не огненным ядом, нет. Подобное убивается лишь подобным. Жидким льдом, пущеным по венам, обнажённым телом, раскрывающимся навстречу морозному ветру, крыльями, поднявшими выше облаков, в мертвую бессмысленную синеву неба. И на помойку тот холодильник, раскрашенный лазурной гуашью и любимыми когда-то руками - не нужен извне ни искусственных холод, ни искусственная синева.

Старое зеркало в жарко натопленной комнате покрылось морозными узорами. Ничего, оно переживало еще и не такое... Оно тихо радовалось, глядя в себя и видя настоящее-в-будущем, пронзительную синеву заоблачных небес. А под зеркалом валялся старый шерстяной свитер. Он не грустил и не радовался, он просто был, чтобы было куда вернуться из ледяного полёта.

@темы: Написано, Хроники больного бытия

---

Сказка из жизни о маленькой мертвой девочке (с прологом и эпилогом, но без морали)

Обещанный пролог:

Встречаются пессимист и оптимист.
Пессимист:
- Всё так хреново, хуже уже не будет!
Оптимист:
- Будет, ещё как будет!

Обещанная сказка:

Ехала я как-то домой троллейбусом. Времени было уже порядочно, посему транспорт ходил полупустой. Однако мне достался именно тот тролль, где народ был. И мест сидячих свободных было всего два, причем одно из них против движения. А рядом со вторым, в соседнем даже кресле, сидела маленькая мертвая девочка (тм). То, что девочка была мертвенькая, я поняла не сразу, а очень даже секунды через три. Ибо девочка начала давить. Сильно и весьма профессионально. И поняла тут я, что своих-то щитов мне не то чтобы не хватает, а нету их у меня уже...

Была это только присказка, а сказка началась потом.

Справа от меня - багровое сияние. И вместе с ним возникает щит - как мощная богатая дубрава на пути вражеской армии. Я знаю этот свет. Знаю, чей он. И знаю, что он защищит меня - от всего, чего сможет. И - да, знакомый с детства голос - "Одна Кровь на двоих". Щит встает перед моими - там, где ему и положено быть. Зов Крови - священен.

Но этот щит способен остановить вражескую армию - или банду гопников. Но не маленькую мертвую девочку. Он слишком физичен. А я всё ещё не могу поднять свои щиты...

Напротив меня - сияние серебристо-синее, сверкающее и переливающееся всеми оттенками вероятностей неслучившегося. И этот свет мне знаком. И голос - "Тебя надо лечить и учить...", легким шелестом умирающего будущего. Да, я помню и тебя. "Один Дар на двоих". Серебристая сеть занимает своё место, знанием и интуицией уводить опасности в область несвершившегося. Долг Учителя - священен.

Но этот щит неспособен спасти от зримой уже опасности. Маленькая мертвая девочка проходит сквозь мерцающую паутину голубых елей, высоких и стройных, но уже не способных ее задержать. А мои щиты - у моих ног, и нет сил их поднять.

Ей остался всего один шаг, я уже вижу ее. Тончайшие нити знания высветили ее суть: да, действительно мертвая. И никого у нее нет, кроме наставника. Как и у меня... ?

Слева - золотое облако, искристый луг невесомых одуванчиков. Слабые, недолговечные цветы. Их век короток, но отсветы солнца, приносимые ими, бесценны. Легкое касание теплого ветерка, обнимающего меня. "Одна Любовь на двоих". Да, я помню тебя. Просто: да... Золотистая пыль окутывает мягким покрывалом. Право Мужчины на Женщину - священно.

Три щита слились воедино. Да, разные, но так неуловимо похожие между собой. В них - ЖИЗНЬ. И во мне - Жизнь. И что против всей мощи Жизни какая-то маленькая мертвая девочка, у которой есть только Наставник... и нет чего-то очень важного. А внутри так тепло...

Обещанный эпилог:

Она вышла на следующей остановке. Больше я её не видела.

@темы: Написано, Хроники больного бытия