#17

Ад внутри, сердце горит,
Голос мой о любви говорит,
Но сердце моё не помнит любви.
Так пусть горит, пусть оно горит.

Но есть край, он - сказка, он - рай,
Не слышны в краю ни вопли, ни хай,
Ни вой волков, ни собачий лай,
Но этот край - потерянный рай.

Туда идём, но никак не дойдём,
И знаю я, мы в ад попадём,
Так танцуй же, танцуй пока под дождём,
Лишь во сне с тобой в рай попадём.

Мне не верь, никогда не верь,
Моя ложь как хищный дикий зверь,
И в сердце твоём он откроет дверь.
Ты мне не верь - и людям не верь.

Идёт война, кровь как вода,
И вены внутри - как провода.
Но эта война не навсегда -
Она пройдёт, не оставив следа.

Будет свет, ласковый свет,
Будет мир на земле тысячу лет.
Не будет больше ни бурь, ни бед,
Но нас с тобой там уже нет.

@темы: Переходный возраст, В рифму

---

#15

Десять тысяч лет назад была страна,
Так прекрасна, так чиста, так безупречна,
Люди жили там, не зная бед и зла,
Только так не может длиться бесконечно.

Атлантида - край далёких вещих снов.
Атлантида - верящим не надо слов.
Верю я: найдём тебя, нереальная земля,
Только ты дождись нас, Атлантида!

У меня была подруга - как сестра:
И умна, и симпатична, и беспечна,
Но услышав о тебе, моя страна,
Начала искать - и спит теперь сном вечным.

Атлантида - край погибших смельчаков.
Атлантида - в мире много дураков,
Кто не верит ещё нам и бушующим волнам,
Что найдём тебя мы, наша Атлантида!

А сегодня я опять не лягу спать,
Буду думать, как найти тебя, мой остров.
Знаю, нужно непременно отыскать,
Хоть мне будет сделать это и непросто.

Атлантида - край большой святой любви.
Атлантида - только ты меня дождись.
Пусть пройдёт немало лет, будет много бурь и бед,
Обещаю, отыщу я Атлантиду!

@темы: Переходный возраст, В рифму

---

#11

Я обожаю ночь.
Мама мне скажет, что глупо,
Что лучше любить утро.
А я обожаю ночь.

Кто-то сказал: "Растёшь".
Он считает, что ночь для любви.
Ну что же, дружок, прости,
Я не за то люблю ночь.

Я обожаю ночь,
Потому что не учит жить.
Ночь может всё решить,
Как я сама бы не прочь.

Все ненавидят ночь,
Потому что не любят дум,
Которые мучают ум.
Не все понимают ночь.

Я понимаю ночь
Так, как никто другой,
Ведь есть у каждого свой
Путь в эту тёмную ночь.

@темы: Переходный возраст, В рифму

---

#5

Кто-то плачет на небе. Нет,
Это осенний дождь,
Скучный осенний дождь.
Тело пробрала дрожь.

Ты веришь в добро на земле. Нет,
Это простая ложь,
Очень красивая ложь.
Ты сам постоянно врёшь.

Жизнь может стать сказкой. Нет,
Счастья ты не найдёшь,
Нигде его не найдёшь.
Ты веришь сказке, но всё ж...

Ты не хотел умирать. Нет,
Но скоро возьмёшь нож,
Длинный и острый нож.
И ты будешь счастлив, но ложь
Останется жить на земле,
А ты будешь плакать на небе.

@темы: Переходный возраст, В рифму

---

Ожидание

Муан Лэнли стоял на вышке и щурился, вглядываясь в туманную даль, туда, где из-за Небесных Стражей, извиваясь и петляя, выползала узкая дорога. Снег ленивыми хлопьями падал на капюшон и куртку, а некоторые особо дерзкие снежинки ухитрялись улечься на длинные белёсые ресницы дозорного. Муан упорно смотрел вдаль: не то чтобы он ожидал кого-то увидеть раньше заката, но его вполне устраивало, что он находился на посту, а не в казармах, где в ожидании проверки наверняка царил переполох. По правде говоря, сегодня он улизнул оттуда даже чуть раньше, чем было необходимо, но уж больно не хотелось сталкиваться с комендантом – этот старый обрюзгший волк обладал характером под стать своей звериной ипостаси.

Проверка, по мнению Муана, запоздала самое малое на пару лет – тогда ещё можно было сделать вид, что строения просто немного пострадали от недавних бурь и обильных снегопадов, а арсенал проржавел из-за весенних дождей. Но последние годы природа была на удивление благосклонна к северным окраинам Эрингаута, так что списать происходящее с гарнизоном на её капризы вряд ли получится. А вот на то, как обустроил жизнь и службу Корван Шун, легко.

Когда четыре года назад был назначен новый комендант, человек (и волк) на вид ответственный, сдержанный и серьёзный, гарнизон вздохнул с облегчением. Многим уже изрядно надоели всесезонные гоны и не менее регулярные попойки предыдущего начальника, которому и дела не было до того, в каких условиях приходится нести службу его подчинённым. Да, это не та граница, где что-то происходит каждый день: здесь, на севере, только две дороги, и те разве что исправно расчищаются. Одна ведёт к берегам ледяного моря, где солнце лениво и уходит за горизонт раз в год – но зато сразу на полгода, и где живут племена столь же неспешные и спокойные, как их солнце. А вторая ведёт в Священную долину, откуда придёт та, что избавит Эрингаут от звериного проклятья, будь оно трижды благословенно.

На памяти Муана по второй дороге ходили только гарнизонные – из тех, кто должен был её чистить. А на память он не жаловался.

Чуткое ухо оборотня уловило тонкую дрожь земли. Чуть позже пришли звуки, словно большой зверь ломился сквозь чащу. Или стая зверей. Муан улыбнулся в меховой кулак и подчёркнуто прямо встал, развернувшись в противоположную сторону: он внимательно смотрит, не соизволит ли появиться на узкой дороге, ведущей от гор, будущая правительница страны… а уже нечеловеческое ухо, опушённое длинной чёрной кисточкой, высунулось из капюшона в сторону долгожданных гостей совершенно случайно.

Муан был настолько увлечён своим любопытством, что не заметил, как в налетевшем порыве ветра на его дозорную вышку закинуло тёмный осенний лист. Крупный, почти чёрный, живущий по воле ветра – и немного по своей.

- Бдишь, Лэнли? – Ада меняла ипостаси почти мгновенно – и всегда полностью, во всяком случае, внешне. Когда Муан успел среагировать, его старая подруга уже успела вытащить из стопки аккуратно сложенных в углу плащей второй сверху и закутаться в него с ног до головы.
- Бжу. Бдю. Иди сюда!..
- Ай, когти!
- Не ври, я втянул, – Муан потряс у неё перед носом вполне человеческой кистью.
- Ты хоть изредка бываешь полностью человеком? – спросила девушка откуда-то из глубины объятий.

Муан не ответил. Пусть ненадолго, но он полностью отдался ощущению близости и тепла. Пока можно расслабиться: раз Ада Руни здесь, значит, авангард процессии не стал заходить, вернее, залетать в гарнизон и отправился в Священную долину напрямик, по воздуху, а дозорные мышки прочно держат связь между ними и основной группой. Вот и сейчас Ада наверняка слушает, нет ли каких известий, а может, и передаёт. Он предусмотрительно вернул ушам человеческий вид и, главное, чувствительность – от этих мышиных писков у него побаливала голова.

- Ты надолго? – спросил он, наконец поверив, что девушка в его объятиях настоящая, живая и тёплая, а не снежный морок, до которых, конечно, ещё пару месяцев, но мало ли что.
- Если в долине медведи впадут в спячку, то, может, и на всю зиму, - задумчиво протянула Ада.
- Шутишь?
- Отчасти. Рениад на что-то надеется, иначе не отправился бы сюда сам. Нервный, как будто линька у него. Двух градоначальников по пути уже сместил и, кажется, на этом не остановится, явно отложил что-то до возвращения в столицу.
- О, может, и нам нового коменданта пришлёт.
- А что, всё так плохо?
- Да не то чтобы плохо… Но я думаю, ты услышишь, тем более если Медведь не в духе.
- Посмотрим. Но я думаю, что тебя не должен сильно беспокоить местный комендант.
- О чём ты? Медведь больше не нуждается в моих услугах? – взгляд Муана затвердел.
- Полагаю, ты будешь нужен ему не здесь.
- О, может, ещё и там же, где и ты?

Ада только собралась ответить, как осеннюю промозглую тишину пронзил утробный медвежий рёв. В нём лишь отчасти слышались обрывки человеческих слов, что-то про честь, позор и дыры в крышах. Наступившее после него безмолвие казалось особенно хрупким и прозрачным.

- Сурово он всё-таки с Шуном, - переведя дыхание, шепнул Аде Муан. – Не так уж у нас всё и плохо.
- Да? А спишь ты в какой ипостаси, котик?
- Ммм, ты же знаешь, мышка, - он обнял девушку ещё крепче, хотя это и казалось невозможным.
- А в человеческой холодно?
Он кивнул и, поморщившись, добавил:
- А в звериной – сыро!

***

- Лэнли! Пойдёшь проводником в Священную долину, распоряжение его величества правителя Эрингаута Рениада Второго Второго!
- Слушаюсь! – ответил Муан и позволил себе широко улыбнуться в лицо своему бывшему командиру. – Правитель Эрингаута не нуждается в проводниках на своей земле.

Два долгих года и ещё четыре совершенно невыносимых, спасибо Корвану Шуну и его формализму и пристрастию к субординации, подошли к концу. Муан Лэнли из Внутренней стражи Эрингаута был счастлив.

@темы: Ребятам о зверятах, Написано

---

Встреча

Солнце уже наполовину скрылось за неспешной гладью реки, и дневная жара уступила место комариному звону и некоторой зябкости, присущей вечерам в это время года. За остывающим светилом задумчиво наблюдал крупный широколицый мужчина с лёгкой проседью в густых, будто торчком стоящих волосах. Его спутник тем временем рассматривал резные фигурки, стоящие на клетчатой доске, и, нервно помаргивая, тёр глубокий изгиб переносицы. Он выглядел уставшим и чуть-чуть ссохшимся, особенно на фоне своего монументального собеседника.

- Выпей, – с лёгким нажимом сказал первый и взглядом указал на глиняный кувшин и пару стаканов рядом с доской, – тебе следовало сначала заехать к себе. Эта партия ждёт.

- По-твоему, всё ждёт, Рен.

- Разумеется, - хохотнул тот. – Всё всегда ждёт. Ты мог прийти сегодня, завтра или к следующему полнолунию. Мне без разницы, а ты бы выспался.

- То есть с Северного перехода известий до сих пор нет? – мужчина изумлённо приподнял и без того острые брови и стал удивительно похож на ночную птицу с блестящими круглыми глазами. Впрочем, ей он и являлся.

- Именно. Ты выпей, Кор, - повторил Рен, - а потом сыграем, раз уж ты сюда долетел.

Они сидели в беседке на берегу широкой медленной реки. Если смотреть вслед за Реном на запад, куда сейчас опускалось солнце, можно было видеть, как Сакит-Кай медленно, но настойчиво стремится к далёкому, невидимому отсюда морю сквозь густые леса Эрингаута, сперва напоив Земру, сердце и столицу звериного края.

Кор суетливо наполнил стаканы прозрачной малиновой жидкостью и ещё больше оживился:

- Мо Брекис?

- Она самая. Что может быть лучше хорошей настойки весенним вечером в компании старого друга, которого не видел почти год? – и Рен потянулся за своей порцией.

- Пожалуй, - впервые за вечер улыбнулся человек-птица, и они сдвинули стаканы, так, чтобы плеснуло через края, на клетчатую доску, где скучающим неподвижным армиям не хватало крови.

***

Солнце окончательно утонуло в реке, и взгляд Рена потемнел.

- Что слышно в Ка-О-Кутаро?

Кор опёрся локтями на доску и задумчиво пощипал подбородок.

- С чего бы начать? Второй урожай высокого сезона сгнил на корню. До голода ещё далеко, но кадо уже уменьшил налог с земледельцев и увеличил с торговцев. В горах на севере объявилась ведьма, мёртвых поднимает, живых укладывает. Прибрежные воды заполнила рыба, да такая, какой раньше не видывали. В столице знатные юноши предпочитают синие одежды любым другим и носят на лицах узор «Тростник в тени и на свету». У второй жены Хе Лия, лучшего кузнеца южного острова, родился поросёнок – и это вместо предсказанного наследника рода. Столичный астролог Хия Нагаси предсказывает нападение восходных зверей. Ему вторит отставной капитан дворцовой стражи Но Кубус, завсегдатай столичных кабаков, мол, укрепление Северного перехода для отвода глаз, а празднование Больших Лун – прямая угроза соседям, тогда-то вторжение и начнётся.

- Людям свойственно тревожиться по пустякам, - пожал плечами мужчина.

- И наоборот, - по-птичьи склонил голову на плечо Кор, с лёгким вопросом глядя на собеседника.

- И наоборот, да.

- Говорят ещё, что правитель зверей с востока в преддверии вторжения тренирует армию и советуется со жрецами, замышляя непотребство и выбирая для него время.

Рен рассмеялся. Густым, сочным смехом, в тени которого прятался довольный звериный взрык, как будто ему удалась очень смешная, но ещё не понятая окружающими шутка.

- Людям и правда свойственно тревожиться по пустякам. Военные игры на праздник Больших Лун проходят уже не первое столетие, а сегодняшние инспекции гарнизонов и учения ничем не отличаются от них же десятилетней давности. Я бы начал беспокоиться, если бы на Больших Лунах правитель оставил за старшего своего наследника, а сам отправился сперва на охоту в северные леса, потом в весёлые Западные Кварталы столицы, а может, и через крышу к юной красавице. Вот тогда я бы начал беспокоиться.

- Полагаю, если бы правитель Эрингаута поступил так, многие успокоились бы.

- И зря. Возвращение к власти было бы временем между жизнью и смертью – но этой легендой по собственному выбору стал бы только он. Остальные стали бы ей по обстоятельствам.

Человек-птица выдохнул и прикрыл ладонью свои большие блестящие глаза:
- Твой ход, Рен.

- Благодарю, - и Рен, более известный как Рениад Космолапый Второй Второй, Рениад Медведь, правитель Эрингаута, задумался над доской.

@темы: Ребятам о зверятах, Написано

---

О пирожках

У Мо Брекис подгорели пирожки.

Впрочем, не будем заранее раскрывать интригу.

В то время, пока Секач Рейли изволил пребывать не в духе, двое его бывших курсантов, Ли Креос и Сайле Мус (боевые трансформации: медведь бурый и медведь белый, баллы высшие, отдельная похвала Космолапого и ожидавшие их по возвращении места в гвардии правителя - но сначала почётная служба у Северного перехода) решили отметить окончание затянувшегося, по их мнению, обучения в излюбленной таверне "У матушки Мо", которую держала пожилая семейная пара почтенных ласок. Настойки и выпечка там были изумительные, цены вполне доступные, а спокойствие и добродушие хозяев наряду с бурным армейским прошлым гарантировали тишину и уют даже в напряжённые дни близящегося полнолунного безумия.

Ведь каждой собаке в Эрингауте известно: прошедшие армию владеют навыком свободной трансформации и не столь подвержены зовущему притяжению лун.

Приятели не учли, что дело бывает не только в полнолуниях. Им и неоткуда было вызнать, что ещё в начале сезона осенних бурь у Мо Брекис, матушки Мо, начал разваливаться любимый разделочный стол. Пухленькая и смешливая в человеческом облике, чем опровергала все высокомудрые теории о зависимости характера человека от его звериной формы, она сначала не сильно расстроилась, тем более что её супруг, почтенный господин Дайро Неус, клятвенно обещал "всё починить - не успеет обновиться малая луна". Почтенный господин Неус, как и положено ласке-разведчику, отлично умел выкручиваться из затруднительных ситуаций, к коим, несомненно, относился и злополучный стол. Матушка Мо знала об этой особенности своего мужа, однако полагала в высшей степени некорректным выражать недоверие действием и решать проблему стола самостоятельно, коль уж он сказал, что сделает.

Между тем к моменту испытаний юных будущих гвардейцев малая луна успела обновиться четырнадцать раз. И сколь бы ни был старый разделочный стол прочен, пришёл момент, когда он устал прикрывать несомненно почтенного Дайро и рухнул ровно в тот миг, когда матушка Мо, поставив печься первые пироги, выложила на него подошедшее тесто для второй партии. Услышав грохот на кухне, господин Неус бросился проверить, всё ли в порядке с его возлюбленной, несмотря на столь прохладное отношение к её просьбам, супругой.

Супруга была в порядке. В полном боевом порядке, практически завершив трансформацию. А надо сказать, что если в былые годы, ещё ухаживая за юной лаской, молодой сержант Неус однозначно превосходил её в размерах и силе, а в скорости мог потягаться, то с возрастом раздобревший счетовод, хоть и не утратив техничности, стремительностью жене бесспорно уступал. Но страх, как известно, творит чудеса.

Молодые медведи успели только прыгнуть в разные стороны, когда между ними промчался обычно степенный и спокойный Дайро Неус, а за ним вдогонку, сжимая в одной лапке что-то желтоватое и бесформенное, а в другой - огромную скалку, пронеслась госпожа Брекис собственной звериной персоной. Каким чудом господин Неус в человеческой форме мог быть быстрее своей жены в звериной, сказать было трудно, однако приятелям предстала именно такая картина.

Над улицей медленно плыл аромат свежей сдобы.

Он-то и спас господина Неуса от неминуемой расправы. В третий раз пробегая мимо собственной таверны, уже порядком запыхавшаяся Мо потянула носом и поняла: горят! Её знаменитые пирожки были безнадёжно испорчены! Как и этот вечер, как и вся молодость, как и её целая никчёмная жизнь, отданная этому бессовестному обманщику-у-у!.. Гроза разразилась слезами, на мостовой перед в ходом в таверну сидела пухленькая и обычно смешливая женщина, чьи пирожки и настойки любила вся округа, и ревела в три ручья.

- Да починю я его, только не плачь, только, ради всех лун небесных, не плачь, - и неслышно подошедший Дайро Неус, отставной подполковник разведки, нежно обнял жену за плечи. На кухне продолжали гореть пирожки.

- Никогда не женюсь! - выдохнув и отряхнувшись, сказал Ли Креус своему приятелю, и они зашагали в сторону Старого Города и его весёлых Западных Кварталов. Сегодня определённо стоило выпить.

@темы: Ребятам о зверятах, Написано

---

Экзамен

В по обыкновению шумном нижнем зале казармы наставников гвардии Его Величества Рениада Космолапого Второго Второго стояла непривычная тишина. Два молоденьких, ещё со свежими нашивками младших помощников, сержанта, перекидывающихся в кого-то из псовых, если судить по отметинам на ушах, торопливо заглатывали вполне заслуженный ужин, быстро и сосредоточенно, стараясь не глядеть в сторону стола старших по званию. Дан Рейли, старший наставник гвардии, кряжистый мужчина с нездоровым красным лицом, носивший прозвище Секач не столько за свою звериную форму, сколько за лёгкий добродушный нрав, изволил пребывать не в духе. В этот день его ученики сдавали переводные экзамены, определявшие дальнейшую судьбу юных оборотней.

Можно было допустить, глядя на угрюмое выражение лица (или на осколки вот уже второй чашки, которая чем-то не угодила мейдзору Рейли), что его ученики экзамен завалили. Можно - если не знать самого Секача, а за месяц до испытаний и вовсе заткнуть уши в обоих воплощениях, когда по казармам, тавернам и улицам Старого Города начинали гулять слухи о грядущем выпуске. Говорили многие, но тишком и шепотком, кое-где бились об заклад, сколько времени потом к Секачу будет не подойти; и даже Космолапый ставил иногда пару бутылок своего лучшего вина против горсти лесных орехов.

Космолапый редко ошибался. Он хорошо представлял способности и Секача, и умения его учеников, чтобы понять, насколько успешно новое поколение справится с испытаниями.

Чем больше навыков и способностей обнаруживали юные дарования, тем глубже погружался мейдзор Дан Рейли, неизменный наставник гвардии Его Величества, в пучины хандры, носившей имя "я больше им не нужен". После экзамена по стеночке ходила вся казарма, которую Рейли отказывался покидать до ближайшего новолуния, пережёвывая каждый раз такие неожиданные успехи учеников. Не то что бы он в них не верил - но каждый раз, сталкиваясь с тем, что некогда маленькие и робкие зверёныши, оказываясь без поддержки одни против трудностей, неизменно справлялись - и зачастую отлично справлялись - наконец сами, без него, впадал в задумчивость, хвалил невпопад, а позже, едва дождавшись окончания церемонии распределения, уходил в казарму, заменившую ему дом. И пребывал там не в духе, аж до новолуния - ближайшего или уж как получится.

Этот выпуск произвёл впечатление даже на ветеранов, а Рениад Медведь с удовлетворением кивнул советнику, с которым намедни поспорил, что к Секачу будет не подойти до сезона дождей, если не до весенней линьки. Космолапый редко ошибался.

@темы: Ребятам о зверятах, Написано

---

Каждая вода – море

海

– Легче, легче… Чуть прозрачнее…
– Да не понимаю я! – Кисть, не отмытая от акварели, полетела в снег. Работа едва не полетела следом, но женщина перехватила руку юноши.
– Успокойтесь, Минамихэ, – твёрдо, неожиданно контрастно с предыдущей репликой, сказала она. – Тут не надо понимать – надо делать. Вы позволите?

Минамихэ неуверенно кивнул, и женщина аккуратно и точно, в три штриха подправила его работу.
– Вот видите? Чуть-чуть воды – и совсем другое впечатление! Оставьте этот этюд, лучше возьмите новый.

***

Солнце скрылось за верхушками деревьев, и тени приобрели холодный неживой оттенок. Одногруппники уже собрали вещи и теперь были скорее слышны, чем видны в сумерках. Минамихэ не пытался их догнать и надеялся незаметно отстать по пути к станции. Ему это почти удалось, но стоило расслабиться, как его окликнули из сумерек.

– Мисс Кайо? Вы что-то хотели?
– Да, я хотела бы поговорить о Вашей сегодняшней работе на занятии. При всём Вашем старании я не вижу в работах лёгкости.
– Холодно, - буркнул Минамихэ.
– Разве? Только начало осени. И вы не можете всю жизнь провести в студии, – сказала мисс Кайо. – Возможно, Вы заболеваете и потому мёрзнете?
– Да не знаю я! – снова начал заводиться он. – Я стараюсь, я правда стараюсь, но не знаю, как мне добиться этой прозрачности! Вы сказали добавить воду – я добавил, но это не река, это поток металла! Я добавил ещё – и она утратила форму! Девять листов, и ещё пятнадцать за два прошлых раза, и ещё без группы… Сколько, сколько я должен работать, чтобы получить то, что у Аоки и Катаямы вышло с первого раза, а у остальных – со второго?!
– Вы так порывисты… Но ведь с изображением пламени Вы справляетесь просто отлично! Здесь – то же самое.
– Разве? В сердце любого огня – искра, и она хорошо видна, а здесь? Капля дождя?
– Море, – мисс Кайо остановилась, и Минамихэ остановился вслед за ней. – Каждая вода – море. Почувствуйте это.

***

Дома было темно. Последние две недели Минамихэ ночевал один: его приятель, Коори, с которым они снимали небольшую квартирку, уехал на каникулы к родне, а Минамихэ остался, надеясь подтянуть уровень живописи. Кто же знал, что всё пойдёт из рук вон плохо?! Начиналось же просто великолепно: небольшая уютная студия мисс Кайо, необычные постановки, работа с изображениями живого огня… Но вот уже третий день преподавательница устраивала пленэры на берегу реки. Река? Ха, одно название – так, проточная канавка! И она наотрез отказывалась ложиться на бумагу под его кистью. Он насиловал лист за листом, но чем дальше, тем больше злился – и тем хуже выходил результат. А мисс Кайо только печально улыбалась, глядя на все его потуги.

Эта женщина волновала. Тревожила. Беспокоила. Сначала она показалась Минамихэ очень ранимой и беззащитной, но временами за всеми её действиями проглядывала сила, тёмная, глубокая, пугающая. Вот и сегодня: когда она перехватила его руку, он понял, что не в силах сопротивляться. Очень хотелось поговорить с Коори, спокойным и здравомыслящим всегда, а не время от времени, как он сам. Хотелось обсуждать, спорить, возражать и соглашаться, а потом праздновать общие решения и общие озарения… Не мисс Кайо же доказывать во весь голос, какой это бред – «Каждая вода – море»!

Море Минамихэ не любил. Солёное, холодное, обманчиво-плотное и ужасающе беспредельное, обманывающее и скрадывающее, обступающее со всех сторон – а если представить, что каждая капля воды такова… Брр! Лучше уж рисовать эту канавку…

Три листа – изрисованных, промокших, уставших от отчаянных попыток листа спустя Минамихэ уже не был так уверен в своём решении. Вода всё так же не давалась, то растекаясь бесформенной лужей, то затвердевая металлическим блеском – словно посмеиваясь над решительным, но бестолковым художником. «Решительный, но бестолковый», как себя ощутил Минамихэ, положил перед собой четвёртый лист. На этот раз он не стал наносить эскиз – плавный изгиб «проточной канавки», упругие стрелы камышей, мощёные дорожки вдоль берега. Усмехнувшись, он набрал на кисть чистого алого цвета.

Ах, каждая вода? Значит, и эта, алая, сочная, горячая, как кровь – тоже море?! Две капли легли сверху вниз в левый верхний угол – море! Росчерком снизу вверх пошла кривая усмешка – море! Маленький-маленький человек наверху – море! Разверзшаяся под человеком материнская утроба – море… Рождаясь и умирая, каждая вода – море.

Зашуршал замок входной двери. Минамихэ дёрнулся было, но замер, не зная, чего ожидать – все его чувства были в смятении. Расслабился он, только когда в проёме двери появилась беловолосая голова Коори.

– Привет! Вот, вернулся пораньше. А ты чего такой взбудораженный?
– Просто я тут… А ты знаешь, что каждая вода – море?!
– Ну да. А как иначе-то?

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Зимнее

雪

Падал снег.

Сецуна сидела у окна, уже остывший чай стоял перед ней на подоконнике. В свете фонаря неспешно кружили большие белые хлопья, чтобы где-то внизу, на асфальте, стать грязной талой водой, смешаться с сотнями и тысячами собратьев и со стоками уйти обратно в море, из которого они были рождены. Последний на сегодня заказ уже с полчаса был готов, клиентов не ожидалось, а до назначенного визита оставалось ещё не меньше часа, и Сецуна просто отдыхала в ожидании уже обговоренного будущего, и её мысли падали так же неспешно и плавно, как крупные снежинки за окном.

Она шьёт – уже давно, уже семь лет в этом городе она держит небольшое ателье, и у неё уже достаточно постоянных клиентов, чтобы не думать о том, с чего в конце месяца оплатить аренду и налоги. Она воюет – пожалуй, дольше, чем шьёт, и ей уже порядком надоело быть последним безотказным средством, с помощью которого спасают мир. Усаги, конечно, не легче, но у неё есть близкие подруги – и есть Мамору. А у неё, Сецуны… Есть, конечно – дети. Она воспитывает – дочку Усаги, дочку профессора Томо и иногда всех остальных воинов. Она хранит – Врата Времени, рубиновое сердце Грааля, спокойствие…

Сецуна поёжилась – в маленькой спальне, куда она поднялась из мастерской, было зябко, крохотный обогреватель не справлялся с комнатой, слишком просторной для молодой одинокой женщины, и её дыхание оставляло на окне запотевшее пятно, размывая очертания фонаря и превращая отдельные снежные хлопья в сплошную завесу метели. Это влажное пятно сверкало и переливалось тёплым уличным светом, и Сецуна не стала противиться овладевшему ей детскому желанию. Она протянула руку, коснулась стекла, быстро, в несколько движений начертила «дождь», чуть задержалась ниже – и лёгкое «YO» завершило узор. Просто снег, просто одинокий вечер, просто перерыв в работе.

Метель в мокрых прорезях знака кружилась и убаюкивала, и Сецуна едва поймала себя, когда глаза начали слипаться. Ей сегодня ещё предстоит поработать. Минако настаивала, чтобы платье на её выпускной в университете сшила непременно она – а украшения должен был подобрать человек, которого ждать ещё не меньше часа. Одного из многих часов её жизни – не со всеми планетарными принцессам последовали спутники времён Серебряного Тысячелетия, хотя её, плутонианку, не спасло бы и это. Она помнила все свои перерождения и всех своих мужей, но спокойно довериться другому, как могли Мамору и Усаги, не могла ни разу. А в этой жизни ей даже не хотелось – разве что в такие тёмные, долгие, снежные вечера…

Звук дверного звонка выдернул её из неспешной дрёмы. Сецуна быстро спустилась вниз и открыла дверь.

- Здравствуй, принцесса.

На пороге стоял человек с белыми, как снег, волосами.

@темы: Фанфикш, Очищение, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Светлячки и звёзды

星

- Большое спасибо за покупку, приходите к нам ещё, - девушка-продавец отчаянно стеснялась, и от этого её улыбка казалась вымученной.
- Благодарю, - ответил мужчина, складывая в сумку коробки лапши быстрого приготовления. Его одновременно и забавляло, и огорчало поведение девушки: ну кто, скажите, придумал идти подрабатывать кассиром, наверное, самой тихой и робкой ученице средней школы на весь округ, если не город? Улыбнувшись на прощание, он вышел из магазина и достал телефон.
- Я на месте. Чего ты хотела? – И, выслушав ответ, кивнул, - Ясно.

В маленькой забегаловке за дальним столиком сидела молодая темноволосая женщина. Весь её вид, от тщательной укладки до идеально сидящего пиджака, резко контрастировал с обстановкой кафе, но обращала внимание на себя она скорее выражением лица, деловым и сосредоточенным. Оно не изменилось, когда мужчина, подойдя со спины, небрежным движением кинул свой рюкзак на соседний стул, секундой позже развалившись на диванчике напротив.
- Отвратительные манеры.
Он пожал плечами:
- Да, принцесса.
Впрочем, обмануть её ему не удалось: ни пластика, ни поза не соответствовали взгляду – точной копии её, разве с чуть более отчётливой складкой между белёсыми бровями.

- Ты видел её, - она не спрашивала, она утверждала.
Он не видел смысла отрицать:
- Я ожидал, что она старше.
Женщина усмехнулась, и ему показалось, что за усмешкой что-то есть. Впрочем, это не его дело: решения принимает не он. По её лицу пробежала тень, как будто бы её задело равнодушие собеседника. Она чуть наклонилась в его сторону и поинтересовалась:
- Что-нибудь ещё можешь сказать?
- Чувствуется, что это одна из перерождённых планетарных принцесс, судя по всему, Сатурн: только она же ещё к вам не присоединилась, так? Неинициированная. Болезненная, робкая. Скорее всего, у неё мало друзей. – Он чуть задумался: - И какой идиот отправил её с людьми работать, тем более в таком возрасте?!

Собеседница поджала губы, словно именно она привела девушку за руку в этот магазин.
- В общем, я совершенно не понимаю, зачем здесь я, - заключил мужчина.
- Ты должен всегда быть как можно ближе к ней. Если инициация произойдёт не вовремя, мне нужен ключ к Многомерному Хаосу, Кунсайт.
- И ты пойдёшь на то, чтобы забросить туда одну из сейлор-воинов? До инициации? Без страховки?
- Почему без?
- Что-то я не помню, чтобы ты туда забиралась сама, принцесса.
- А я и не говорю про себя, генерал. Страховать будешь ты.

Кунсайт рассмеялся, громко и раскатисто. Чуть успокоившись и вытерев выступившие слёзы, он резко подался вперёд:
- Очнись, Сецуна. Ты же не так глупа, чтобы не понимать: оставшийся в моём пространстве сейлор-воин – мёртвый сейлор-воин. Чего ещё я не знаю?
- Ты её не узнал, - воин времени, Хранитель Врат, улыбнулась, непонятно и печально.
- Да узнал, узнал, - резко бросил мужчина. – Это будущая Сейлор Сатурн, воин-разрушитель, вестник Апокалипсиса. А пока этот неуклюжий подросток ходит в школу, подрабатывает в магазине, слушает папу и маму и стесняется признаться какому-нибудь прыщавому юнцу, что жить без него не может! Что-то ещё? Тебе нужно, чтобы я торчал рядом с ней? Хорошо! Я же не могу отказаться, ведь ты меня по Вратам размажешь, конечной смертью и наиболее мучительным образом! Ты хочешь, чтобы в случае метаморфоза я отправил её в Многомерный Хаос? Да легко, с удовольствием! Только с чего ты взяла, что я её оттуда вытащу? Неужели передумала насчёт Зойсайта?
- Зойсайт не может быть возрождён в этом мире, это не моя прихоть, - ответила Сецуна, - и я тебе об этом говорила. Но я могу вернуть тебе твою магическую силу.

Кунсайт думал недолго.
- Это всё? – вопрос он задал скорее для порядка, уже зная, что согласен.
Сецуна посмотрела ему в глаза, не столько ловя взгляд, сколько наблюдая за причудливой игрой бликов на блестящей серой поверхности радужки.
- Всё.
Он знал, что она врёт. Ему было всё равно.

Мужчина ушёл, оставив Сецуну в одиночестве. Она сидела перед так и не начатой чашкой кофе, машинально размешивая ложечкой давно растворившийся сахар. На столике остались деньги: хватит и на вторую порцию, и на её любимое пирожное: и когда успел положить? Всё-таки позёр. Бывший генерал мятежной Земли, бывший ши-тенно Севера, бывший верховный демон Тёмного Королевства. Живой ключ к Многомерному Хаосу. Один из немногих, способных спасти Сейлор Сатурн. Нет, не так: спасти девочку-светлячка Хотару. Спасти её дочь.
Тяжело входить во Врата Времени.

***

Кунсайт ошибся: Хотару не слушала маму. Она вообще никогда её не знала. Отца девушке слушать приходилось, иногда часами: обычно молчаливый и нелюдимый, профессор Томо временами любил поговорить, но при этом мало кого считал достойным своих мыслей, вот и высказывал их своей единственной дочери. Её ответы его не интересовали. В остальном бывший демон оказался очень недалек от правды, разве что не понял, что трудоустройство было самостоятельным решением девушки, самым смелым и самым отчаянным в её недолгой жизни.

Она мечтала устроиться на подработку совсем не в маленький продуктовый магазин, а в ателье госпожи Мейо, к которой была сильно привязана. Но, к огорчению девушки, хозяйка отказалась от её помощи, сказав, что не стоит путать личные симпатии и выбор профессии. Идея подработать продавцом оказалась следующей. Первые пару недель она стеснялась даже смотреть на покупателей, но потом пообвыклась и даже завела приятельские отношения со сменщицами. Общаться же с молодыми людьми ей было по-прежнему сложно, а уж про взрослых мужчин и говорить не приходится. Особенно смущал её новый охранник, высокий человек с длинными седыми волосами. С коллегами он иногда шутил, с девушками даже заигрывал – а её совершенно не замечал. Он был вежлив, не более того. Хотару не нравилось, когда их смены совпадали.

Зато она радовалась, когда в магазин приходила госпожа Сецуна Мейо. Если не было других покупателей, можно было немного поболтать. Они разговаривали обо всём на свете: об учёбе Хотару, о клиентах Сецуны, о новых фильмах и книгах, о мальчиках, на которых заглядывалась девушка, и том, какие вещи войдут в моду в следующем году. Девушка тянулась к более взрослой и опытной подруге, и та отвечала взаимностью. Лишь иногда Хотару замечала в тёмных глазах женщины странное выражение. Она не знала, какое чувство может его дать.

Кунсайт знал, но, в отличие от Хотару, его не интересовало ни прошлое Сецуны, ни её надежды, иногда мелькавшие на дне зрачков. Угасая, они и давали тот странный отблеск, который временами тревожил девушку. Ему и самому они были слишком хорошо знакомы – по отражению в зеркале.

Прошло два месяца. Хотару ходила в школу и работала, возвращаясь домой довольно поздно, и не раз и не два она ловила себя на ощущении, будто между лопаток водят мокрым птичьим пером и внимательно следят за реакцией. Иногда девушка начинала тихо паниковать, замирая на несколько секунд под каждым фонарём, иногда – срывалась на бег, пытаясь опередить, обогнать чувство, будто за ней следят. И всё же она радовалась изменениям в жизни, появившейся в ней пусть небольшой, но самостоятельности. Ей стало гораздо легче с тех пор, как она устроилась в магазин, а паника – ну что паника… Мелочи, честное слово.

Она, конечно, знала о том, что у отца подходит к завершению важный проект, что-то связанное с биохимией, но не придавала этому значения: ни его прошлые успехи, ни тем более провалы не приводили к изменениям в их жизни и отношениях. Девушка даже пыталась угадать, в какое время лучше приходить домой, чтобы наверняка не встретиться с отцом, но в последние пару недель это было напрасной тратой времени: доктор Томо покидал домашнюю лабораторию только на время сна. Хотару слышала, как ассистенты отца обсуждали, что для завершения эксперимента тому не хватает какой-то редкой кристаллической структуры, а те, которые удалось получить, чем-то не годятся. Но у Хотару не хватало сил и времени, чтобы интересоваться ещё и этим: в школе много задавали на дом, и ей приходилось усиленно заниматься по вечерам, чтобы подработка не сказывалась на учёбе.

В этот день Хотару задержалась на работе допоздна. К тому же погода испортилась, и возвращаться домой ей предстояло под проливным дождём. Выйдя из магазина, она вновь поймала ощущение пристального взгляда между лопаток, но тут её внимание привлёк небольшой зелёный фургон на противоположной стороне улицы. Это была машина Мимет, одной из ассистенток профессора Томо, и девушка обрадовалась тому, что её подвезут до дома: симпатичная рыжеволосая женщина уже приветливо махала ей рукой. Хотару выбежала из-под навеса и бросилась к машине, и где-то на периферии зрения мелькнули две быстрые тени.

Следующие несколько секунд слились в её восприятии в одно разноцветное месиво. Вот она добегает до машины, Мимет открывает дверь – и Хотару видит странный агрегат, чем-то, подозрительно похожим на дуло, направленный ей в грудь. Вот внутри этого дула оживает тьма и бросается на неё, и тут же сверху-сзади вспыхивает ослепительно-красный луч. Вот сгусток тьмы успевает выпрыгнуть вперёд до того, как агрегат взрывается, а Мимет начинает верещать и дёргаться в злом гранатовом свете. Вот заканчивается воздух и почему-то свет, а внутри, где-то под рёбрами начинает ворочаться что-то ледяное и острое, словно ища путь наружу, и будто бы издали, сквозь плотную упругую завесу долетает крик Сецуны: «Давай!»…

Ещё до того, как утих звук, тело Хотару потеряло опору.

***

Она падала, и падала, и падала – и совершенно, абсолютно, ни капельки не боялась. Колючий комок внутри всё ещё ворочался, и дышать было решительно невозможно – но и, как она вдруг ясно поняла, не нужно. По оцарапанным внутренностям неторопливо разливалась спокойная, умиротворяющая прохлада, густая и вязкая, и колебания постепенно стихли, но засаднило лоб, как будто она в падении зацепилась за что-то твёрдое и стесала кожу. Эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что была в груди, и Хотару постепенно расслабилась, с удивляющим её саму спокойствием продолжая плавно погружаться. Куда? И это её тоже не беспокоило. Вместе с ней, то обгоняя, то отставая, летели вниз обломки камней, какие-то растения, части доспехов, колбы с заспиртованными зверями, глыбы льда и скопления золотистой пыльцы, и девушка чувствовала себя лишь частью этого неравномерного, неупорядоченного потока без начала и цели.

Хотару не сразу поняла, что падение закончилось, а сама она оказалась стоящей на пыльной серой равнине, над которой колыхалось болезненно-жёлтое небо. Девушка осмотрелась: во все стороны, куда ни глянь, был один и тот же унылый пейзаж, та же пыль и тот же грязно-жёлтый свет. Она дотронулась до лба и вздрогнула: было больно, а на пальцах осталась кровь, которая при этом освещении казалась не красной, а скорее тёмно-зелёной.

Земля под ногами вздрогнула, и по глазам ударила вспышка, ослепив девушку. Когда зрение вернулось, мир был так же жёлто-сер, но где-то по бокам то и дело начали мелькать тени, но они таяли при любой попытке посмотреть прямо на них. А вот если не прямо, а только искоса… Хотару не сразу, но поняла, как можно наблюдать за ними, и уже после нескольких попыток ей удалось увидеть…

…как неспешно щиплет траву коза, и как один из тонких длинных листов превратился в змею, и как та обвилась вокруг козьей шеи и сдавила её, и как оказалось, что это вовсе не шея, а хвост, и не козы, а бобра, и не змея, а ссохшееся тело речной рыбы, и как бобёр небрежно смахивает рыбу в воду, и как рыба становится девушкой с прозрачными белёсыми глазами и иссиня-серой кожей, а бобёр – трухлявым бревном на берегу…

Хотару сморгнула, и странное видение пропало. Из-за спины послышался резкий выдох, и девушка обернулась – так быстро, как только могла, но не обнаружила никого. Кунсайт, разумеется, был быстрее.

Он был удивлён: девчонка почти сразу поняла, как управляться с этим местом, и теперь опасность если и грозила ей, так только та, что исходила от неё самой. Но, наверное, только здесь она могла научиться владеть своей силой – или собой. Впрочем, Кунсайт не видел разницы. Ему было даже любопытно, как ухмыльнётся Хаос Хотару: не живой и не мёртвый, он явно обладал чувством юмора; в этом бывший демон не сомневался.

Мир не заставил себя ждать и вздрогнул ещё раз. Когда огненные светлячки перед глазами девушки наконец утихли, слева-сзади появилась… Нет, показалось. И словно ветер залетел в ухо, выдохнув «Расслабься… не фокусируй взгляд…». Хотару, слабо понимая, что делает, подчинилась и увидела…

Сецуна! Девушка едва сдержала крик и до боли впилась ногтями в тонкую кожу ладоней. Сецуна – а это определённо была она – была одета в странный облегающий костюм с короткой тёмной юбкой, и только волосы по привычке были частично забраны в высокий пучок. В руках у неё был тонкий посох с узорным навершием, излучавший тревожный красноватый свет, чем-то знакомый девушке. Точно! Именно в такого цвета луче извивалась Мимет, когда… Когда стреляла в Хотару… Стреляла в неё, в Хотару!

Острая колючая боль снова пронзила грудь, и уснувший было ёж опять начал ворочаться, ища путь наружу. Девушка вскрикнула и дёрнулась в сторону, но не смогла сойти с того места, где стояла, как будто её удерживали чьи-то невидимые руки. Она замерла и снова, как при падении, перестала дышать. На этот раз это далось ей легче, но ёж внутри продолжал шевелиться, перебирая маленькими остренькими лапками и будто специально выискивая ещё не повреждённые места. На её глазах выступили слёзы.

Но это как будто сделало видение более чётким. Оно чуть сместилось, и теперь Хотару не приходилось коситься назад, чтобы видеть, что происходит. А что-то определённо происходило.

Свет, льющийся из посоха, всё усиливался, и наконец перед Сецуной проступили странные ворота, словно висящие над поверхностью. Но женщине, казалось, этого было недостаточно, и она начала неторопливо вращать посохом и при этом издавать странные гортанные звуки. Красное марево, отчётливо сгустившееся в воздухе, начало подрагивать в такт, и Хотару почудилось, что она находится внутри чьего-то большого сердца, бьющегося по воле этой странной маленькой женщины, которую она по привычке считала своей подругой. Сецуна между тем ускоряла вращение посоха, и звуки, издаваемые ей, становились всё чаще и громче, свиваясь в незнакомый, но отчётливо древний ритм. Вдох, вскрик, взмах, и снова вдох, взмах, вскрик, быстрее, быстрее, и уже непонятно, где бьётся в конвульсиях женщина, а где пространство и время вторят ей. И ещё, ещё, ещё…

Вспышка алого ослепила Хотару, и через миг по ушам ударила тишина. Вновь обретающий очертания мир был… другим. Сецуна, вся мокрая от пота, дышала глубоко и натужно, дымка медленно таяла, а у ворот, стоявших всё-таки на поверхности, лежал мужчина. Длинные белые волосы спутались и закрывали почти всё лицо, смуглое тело было перемазано какой-то зелёной жижей, ладони плотно прижимались к чёрному, словно обугленному пятну на левом ребре – он мог показаться мёртвым, если бы не взгляд. Женщина передёрнула плечами и направила на мужчину посох.

- Не так быстро. – Её голос был тих и сух, но не дрожал. Лежавший не ответил, только продолжал смотреть.

- Мне нужен ключ к Многомерному Ха… - закончить она не успела. Ещё мгновение назад скрючившийся на земле, мужчина бросился на неё, одновременно резко вскрикнув – и в женщину полетела сизая ветвистая молния.

Навершие посоха вспыхнуло гранатовым огнём, и молния растворилась в красном свечении, после чего Сецуна коротко вскинула оружие. Нападавший на всей скорости налетел на выставленный обратный конец посоха ребром и начал медленно оседать на землю. Его взгляд затуманился, но он остался в сознании. Сецуна же отпрыгнула и снова направила посох в его сторону.

- Ключ, Кунсайт. Мне нужен ключ к Многомерному Хаосу. Я не дам тебе умереть раньше.

Брызнувший из посоха свет был уже иного, розоватого оттенка, и в его лучах раны лежащего на земле человека затягивались. Когда свет иссяк, мужчина выглядел абсолютно целым. Хотару только теперь узнала его: это он работал рядом с ней, человек, имени которого она так и не смогла запомнить! Сецуна назвала его Кунсайт. В это имя верилось больше, чем в то, что он называл.

Между тем Кунсайт встал на ноги, посмотрел на Сецуну и улыбнулся:
- Бери!

Силовая волна ударила женщину в грудь, и она спиной вперёд полетела в тут же раскрывшийся за ней жадный тёмный провал. Полетела – и пролетела сквозь, словно это была не дверь, а чадящий дым костра. Ответ не заставил себя ждать: ворота незаметно стали ближе к Кунсайту, и ещё, и ещё – словно крадучись, металл вплавился в живую плоть. Мужчина дёрнулся и застыл, словно насекомое, влипшее в терпкую ароматную смолу. Сецуна подошла ближе.

- Не стоило делать это так, мальчик, - сказала она и дотронулась до лба кончиками пальцев, обтянутых узкой белой перчаткой. Кунсайт попытался уклониться, но ничего не вышло: волосы на затылке уже насмерть вплелись в створки и казались скорее узором на поверхности, чем чем-то отдельным. – Есть же и у тебя приятные воспоминания?

Он что-то ответил, но что именно, Хотару не смогла разобрать, слишком глух был голос, после чего дёрнулся, пытаясь освободиться, уже в полную силу, не жалея той плоти, которая уже стала частью ловушки. Но сил не хватило, и его лицо исказилось, а рот раскрылся в беззвучном крике. Сецуна отвернулась, и Хотару удивилась печальному выражению её лица.

Девушка сама не заметила, как тело Сецуны покрылось тонкой серебристой корой, а странные ворота с запутавшимся в них пленником превратились в невысокий водопад, который вскоре пересох, и лёгкое белое облако окутало лежащий на берегу огромный валун, поросший зелёным мхом, из которого выпорхнула стая разноцветных птиц… Хотару снова осталась одна в серо-жёлтой пустыне.

Она опустилась в сухую тёплую пыль и разрыдалась, в голос, от души, перепачкавшись с головы до ног, но совершенно этого не замечая. Снова и снова она била маленькими кулачками в глухую землю и повторяла только одно слово: «Неправда!». Наконец, чуть успокоившись, подняла заплаканное лицо к жёлтому небу и отчётливо произнесла, скорее для себя:

- Я в это не верю. Госпожа Мейо не может быть такой. Это обман.

Вздох за спиной ей только показался, конечно. Впрочем, Кунсайт не ожидал, что в момент воскрешения представлял собой настолько жалкое зрелище – и настолько глупое. Нападать на Хранительницу Врат было не самой светлой его идеей, как по реализации, так и по последствиям. Да, девочка, ты совсем не знакома с госпожой Мейо.

Увлечённый собственными воспоминаниями, он едва не пропустил момент, когда Хотару поднялась на ноги. Пошатываясь, она двинулась вперёд, не замечая, что серая пыль больше не является надёжной опорой и вьётся уже вокруг щиколоток. Кунсайт потянулся ниже, к той тяжести, к которой они – незаметно для Хотару – продолжали падать, поймал слабую здесь пульсацию тканей и всколыхнул мир. Тот как будто только этого и ждал, и отозвался, мощно и сильно, как и всегда, пройдя судорогой возбуждения по телу мужчины, и волна покатилась дальше, захватывая всё новые и новые области и перетряхивая потроха мироздания.

Хотару вскрикнула. Ей вдруг привиделась, что небо – вовсе не небо, и земля – вовсе не земля, что эта пыль, державшая её на себе, – лишь слабая защита, милость этого места, пожалевшего её рассудок, а сама она плывёт посреди пульсирующего океана, который был, и есть, и будет всегда, и он обнимает её, и границы условны, и где она и не-она, неважно, потому что нет конца и нет начала, только отражения отражений…

Серая пыль пролезла между ресниц, настойчиво полагая, что уж она-то – никак не Хотару. Глаза заслезились, а в глубине грудной клетки заворочался позабытый было ёж с острыми агатовыми иголками. Хотару вздрогнула: она больше не была частью этого непонятного места, и это было больно, но хорошо, а под ногами снова была пыльная, но плотная земля.

Воздух не прояснился, напротив, казалось, что с каждым ударом сердца в него взмывают ещё сотни и тысячи крошечных колючих частиц. Часть оседала обратно, но вверх взмывали всё новые и новые, как будто танцуя в глухих звуках далёкого прибоя. Хотару прислушалась: вибрация не исчезла, и девушка узнала в ней рисунок того биения океана, частью которого она была, когда её не было. Она было удивилась собственному спокойствию, но тут сквозь мутную взвесь увидела две фигуры. Те же самые.

- Ты же слышишь его! – тело Кунсайта даже сквозь пыль, казавшуюся теперь Хотару пеплом, блестело от пота. Дышал он глубоко и устало.
- Слышу, - хрипло отозвалась Сецуна, опираясь ладонями на колени. – А толку?
- Я не знаю, почему у тебя не выходит.
- Давай ещё раз, с движением.

Он кивнул. Они встали рядом, закрыли глаза – и, не договариваясь, начали двигаться. Мир вокруг Хотару откликался на их движения, словно урчащая кошка на ласку, и так же мелко вибрировал. Над плечами Кунсайта начали то и дело мелькать серебристые сполохи, перед лицом Сецуны медленно, но отчётливо проступали уже знакомые Хотару створки ворот.

Они оба достигли пика одновременно и одновременно же исчезли, чтобы через мгновение появиться на том же месте, он – ещё более уставшим, она – ещё сильнее отчаявшейся.

- Это тот же самый ритм, я уверена, - произнесла Сецуна.
- Да, это биение Хаоса, - кивнул Кунсайт.
- Нет, это дыхание Времени.
- Кому как.

Он отвернулся. Сецуна закусила губу и упрямо наморщила лоб:
- Давай ещё раз.
- И что должно измениться на этот раз? – скептически поинтересовался мужчина. – Ты ищешь эту чёртову разницу уже третий день. – Он немного помедлил, затем, чуть глуше, добавил: - Нить истончается.
- Как только у меня получится войти самой, ты сможешь уйти.

Кунсайт смерил Сецуну долгим внимательным взглядом.
- Я могу попробовать провести тебя.
Она недоверчиво рассмеялась, но внезапно оборвала смех и замерла, чуть склонив голову на бок.
- А знаешь, в этом что-то есть. По крайней мере, просто повторить один в один всё равно уже не вышло. Действительно, если в резонансе… Можно. Вот только…
Она подошла вплотную, почти обняла – Хотару заметила неестественную напряжённость для столь близкой позы – и медленно, словно скальпелем, провела пальцем от яремной впадины до паха мужчины. Даже сквозь серую пелену было заметно, насколько тот побледнел.
- Ты ведь не пользуешься демонической силой, открывая вход, Кунсайт. Значит, она тебе сейчас и не пригодится.
- Ч-что ты сделала?! – с усилием проталкивая воздух сквозь зубы, спросил он.
- Убрала одну из нитей твоей силы. Чуждую. Извини, но у меня нет оснований тебе доверять.

Он попробовал ударить – просто рукой, но тело слушалось плохо, телу было очевидно больно, а от того, что получилось вместо удара, Сецуна увернулась…

Серая пыль взметнулась вверх, закрывая от глаз Хотару то, что происходило дальше, и девушка недоумённо озиралась по сторонам, подозревая, что не увидела всего не по воле этого места: не было никаких метаморфоз, плавных и тягучих, отдающих звёздами и полынью, не было транса и выхода из него, не было ничего подобного – просто кто-то пришёл и выключил свет. Или наоборот, включил. Девушка только пожала плечами и осторожно двинулась вперёд, сквозь серую взвесь.

Кунсайта же трясло. Нет, он помнил все эти события, но думал, что ему всё равно. Оказывается, ошибался. Что ж, Хаос, не живой и не мёртвый, великий шутник, и это путешествие обратно – и его тоже. Но ему было неприятно от мысли, что Хотару увидит, как он плачет от бессилия.

Между тем девушка медленно брела вперёд, и опора под ногами вновь становилась всё менее и менее надёжной. Но на этот раз она не погружалась в пыль и пепел, а передвигалась, опираясь на так и не смолкший ритм мира вокруг, доверяя ему всё больше, так, словно это было здесь единственным заслуживающим доверия. Не пространство, не последовательность событий, только попеременное расширение и сжатие, то равномерно, то замирая или учащаясь, это вечное колебание основ заполняло всё вокруг, и теперь серое и жёлтое становились скорее её прихотью для отдыха уставшей голове, чем объективной реальностью.

Прошло время, и Хотару устала идти и села на серую землю. Вслушалась в – как Кунсайт это назвал? – биение Хаоса (на дыхание Времени это, по её мнению, походило мало) и уловила лёгкие изменения. Мысленно кивнула им – ну же, я готова, что ещё ты мне можешь показать? Мир снова вздрогнул, но не стал на этот раз скрываться за пылевой завесой, и Хотару наконец-то смогла разглядеть лица тех, кто ей привиделся.

Снова они – и снова ритм, протянувшийся между ними, вытеснивший собой всё, что разделяло. Ритм вёл Кунсайта, Кунсайт – Сецуну, и уже не было расстояния между ними, а ритм всё ускорялся и наливался жаром, и они вслед за ним, чаще, ближе, быстрее, глубже… Пока, дойдя до предела и чуть за него, не исчезли в сияющей вспышке. Хотару задохнулась было от навалившейся на неё сытой удовлетворённой тишины, но мир словно подождал немного – и выплюнул обратно несъедобных гостей.

- Понравилось? – несмотря на усталость, в голосе Кунсайта сквозила мстительная радость.

Сецуна залепила ему пощёчину:
- Убирайся. Куда хочешь – когда ты мне понадобишься, я тебя всё равно найду.

Кунсайт рассмеялся, и в этом смехе Хотару почудился оттенок уже знакомого ритма, будто в
смехе заходился сам Хаос, клубившийся вокруг мужчины. Он развернулся и пошёл прочь, и с каждым шагом становился прозрачнее и легче – или это уже не он, а облачко пара изо рта сизой рыбы, сидящей на поваленном дереве? Дерево расплавилось, стекло и стало болотом, затем – осокой, и стрекозой, присевшей на лист, чтобы распуститься цветком на розовом кусте, который срезала длинным костяным ножом седая старуха, чьи волосы стали сперва красными, а потом и кровью – или занавесью у окна, за которым играло ледяными красками полярное сияние. И в этих метаморфозах Хотару уловила тот самый ритм, то биение, которое стояло за смехом Кунсайта.

Она вновь была одна на пыльной равнине под равнодушно жёлтым небом. Боги, как она устала! От этого сумасшествия, от этого одиночества и длящегося, длящегося, длящегося падения. От этих лиц – равнодушного и близкого. Что она здесь делает? И... как ей попасть домой? Хотару села в серую пыль и медленно, стараясь, чтобы её голос не дрожал, произнесла:

- Я. Хочу. Домой.

«Обязательно. Чуть позже, но ты обязательно вернёшься», – мысленно ответил Кунсайт, оставаясь на миг позже Хотару. Он уже начал подозревать, какую шутку сыграл с ними всеми Хаос, и был уверен, что им покажут всю историю до самого конца.

Новую тему в мелодии Хотару уже не восприняла, как вздрагивание мира – и перед ней начала проявляться очередная пока застывшая сцена. На этот раз – только Сецуна. Хотару была готова снова увидеть её, но едва подавила вскрик – женщина была беременна. Хотару ничего не знала о том, что у Сецуны были дети, и внутренне сжалась в ожидании чего-то непоправимого. Она ждала, что опять появится Кунсайт, и уже заранее ненавидела его, трясясь от ярости, однако на этот раз второй фигурой в сцене был не он.

Будто соткавшись из воздуха, вдалеке появилась высокая женщина с тёмными прямыми волосами и смутно знакомым Хотару лицом. В руках она держала какое-то странное приспособление, также смутно знакомое девушке. Память отказывалась отвечать, чем это всё так знакомо Хотару – но ответило её тело, ответило острой болью в груди, там, где вечность назад ворочался колючий ёж. А знакомая незнакомка уже поднимала своё оружие и наводила его на Сецуну…

Хотару не выдержала: она бросилась наперерез летящему в женщину сгустку тьмы, даже не успев понять, что сжимает в руке древко глефы, но не смогла сделать ничего – ни напасть, ни закрыться, только ещё раз почувствовала, что нечем дышать, потому что куда-то исчез воздух – и почему-то свет…

И её тело снова потеряло опору.

***

Приходить в себя очень не хотелось. В груди нещадно саднило, неизвестно когда разбитый лоб пульсировал горячей болью, во рту стоял противный кислый привкус, а снаружи – там, за закрытыми веками – тяжёлая, почти осязаемая тишина. Хотару и не торопилась: на внутренней поверхности век плясали яркие всполохи, постепенно складываясь в какой-то знакомый узор.

«Вот сначала пойму, что это, а потом уже глаза открывать буду», - подумала Хотару и начала ещё пристальней всматриваться в багровую темноту.

Красновато-рыжий огонёк прочертил на мягкой тёмно-красной изнутри коже вертикальную черту, затем вернулся, метнулся вправо и снова рухнул вниз. Помедлил чуть, вернулся к середине первой черты и соединил её со второй горизонтальным росчерком. Миг – и третья горизонтальная черта замкнула знак. «Солнце», – узнала Хотару, но огонёк замер лишь на мгновение, завис, словно обещая, что вот сейчас, сейчас отдохнёт – и продолжит. И точно: опустившись чуть ниже первой черты, он мазанул светом наискось влево и чуть вниз, после, тихо шипя, поднялся – и вот ещё одна пылающая горизонталь застыла на внутреннем бархате век. Помедлив, огонёк рассёк эту черту вертикально вниз точно посередине, а потом двумя свободными поперечными взмахами завершил знамение «жизни».

«Звезда», – прошептала Хотару и резко распахнула глаза.

И чуть не застонала от досады. Она лежала на низеньком диванчике перед столиком кафе, за которым на стульях сидели Кунсайт и Сецуна. Хотару переводила взгляд с одного лица на другое и обратно, силясь понять, что происходит, и наконец остановилась на одном, близком, со следами усталости и беспокойства.

- Госпожа Мейо, ч-что здесь происходит?
- Хотару, я тебе сейчас всё объясню…

- Давай сначала закончим наши дела, и можешь объяснять хоть до утра, - вклинился Кунсайт. – Я свою часть договора выполнил, принцесса. Теперь ты.
- Разве? – холоду в голосе Сецуны мог позавидовать лёд в её бокале.
- Ну да. Хотару жива, в своём уме, подержалась за свою глефу и при этом не убилась сама и не разрушила мир. Ты хотела чего-то большего? Думаю, тебе хватило бы и первого.

Сецуна посмотрела в лицо девушки, словно ища поддержки, но Хотару и сама была растеряна и слишком не уверена в реальности происходящего.

- Хорошо, - наконец процедила Сецуна. – Забирай.

Она протянула руку через столик и коснулась пальцами лба Кунсайта. Он дёрнулся, словно обжегшись, и вдруг перехватил Сецуну за руку:

- Здесь не всё.
- Да. Демоническая сила не выдержала магии Серебряного Кристалла. Нам, знаешь, пришлось им попользоваться за последние четырнадцать лет…

Она договорила уже совсем тихо, едва слышно, внутренне ожидая, что теперь уже навсегда бывший демон её ударит. Он сдавил её запястье сильнее, и ещё, и ещё… – обернулся на Хотару и – исчез.

- Прости… - прошелестела Сецуна. Затем обернулась к Хотару: - Взять тебе что-нибудь? Это будет долгий рассказ…
- Я знаю, мама.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Повод вырваться вон

火

Чиркнула зажигалка, и к закопчённому низкому потолку потянулась тоненькая струйка табачного дыма. Длинноволосая брюнетка устало откинулась на спинку кресла, положила ноги на захламлённый туалетный столик и медленно, с наслаждением затянулась. Десять минут у неё есть, целых десять минут – как раз хватает выкурить сигарету, ни о чём не думая, только неспешно наблюдая за клубящимся дымом.

- Грета, ты готова? – раздался снаружи нервный мужской голос.
- Уже иду!

Девушка сделала быструю затяжку и отшвырнула окурок. Плеснула тёмной жижи из бутылки со стёршейся этикеткой в один из стаканов, стоявших на столике, и решительно включила подсветку у зеркала. Опять никчемушная спешка.

Выровнять тон, затем подводка, тени, тушь: на узком бледном лице сверкнули огромные глаза, в тёмной глубине которых затаились лиловые блики. Сделать глоток, закашляться – куда же без этого? Скрыть за бледной помадой полные яркие губы. Бросить ещё один взгляд в зеркало, поправить лиф и пояс («ну что ему ещё надо, до выхода полчаса…»). Расчесать и наспех сбрызнуть лаком волосы. Вроде всё.

Девушка схватила вещи, лежавшие на полу у двери, и выскользнула наружу. Там уже переминался с ноги на ногу невысокий плотный человечек.

- Ты говорил, полчаса. У меня есть полчаса, Адольф.
- Ну Грета… Мари не успевает. Ты же уже готова.

Брюнетка только кивнула и двинулась в сторону узкого тёмного прохода, мельком подумав, что её собеседник даже не представляет, насколько и к чему она готова. За зеркалом в гримёрке её ждали документы и немного денег – как раз хватит на дорогу. Так что сегодня – её вечер.

Зал и сцена утонули во тьме. Зрители негромко переговаривались между собой, и к арене с трибун стекал равномерный плотный гул нескольких сотен голосов. Предыдущий номер закончился несколько минут назад, и люди хотели продолжения, сами, впрочем, не подозревая, что именно последует, но были готовы.

Плеснула флейта. Замолкла, словно смыв своим звуком людские голоса. Повисла тишина. И уже в этой тёмной тишине потекла мелодия. Сопровождая звук, в темноте арены сверкнул огонёк. Появился на миг, зависнув над полом, словно художник, пробуя кисть, оставил первый мазок. Затем второй, чуть увереннее, проводя его наискось к первому. Звук задрожал, и будто сам по себе засветился изгиб женской фигуры, обманчиво застывшей между двумя огнями. И последним отсветом, от колена и дальше вниз, сверкнуло лезвие меча.

Звучание флейты оборвалось, и, прячась за стук сердца, мелодией всецело завладели барабаны, задавая свой ритм, то замедляясь, то ускоряясь. Следом за ними двигалась девушка, танцуя с клинком и фонарём, ни на миг не застывая, и казалось, что в чёрном круге арены пляшет живое пламя, то взлетая вверх, то практически скрываясь из глаз. Барабаны всё ускорялись и ускорялись, и движения танцовщицы слились в непрерывное написание огненного знака.

Достигнув пика, звук оборвался, и с ним погас и огонь. Когда в зале вспыхнул свет, сцена была уже пуста, и гром аплодисментов рухнул в пустоту.

- Восхитительно! Как всегда, восхитительно, Грета! – кудахтал Адольф. Девушка, торопясь к гримёрке, рассеянно кивала, мол, знаю, знаю. Наконец он отстал, и Рей, которую здесь называли Гретой, осталась одна.

Захлопнув за собой дверь комнаты, она быстро сменила сценический костюм на обычную одежду и поторопилась достать свои вещи из схрона. Она была одна, но в любую минуту могли вернуться девчонки. Во рту пересохло, хотелось спать и курить, или просто без затей упасть – и не вставать, пока не поднимут, но у танцовщицы на этот вечер были другие планы. Забрав небольшой пакет, она вышла из комнаты и направилась к выходу на улицу, приветливо улыбаясь каждому, кого встречала. Она и раньше выходила вот так, после своего номера, на улицу – подышать воздухом или купить выпивку, к которой пристрастилась на этой работе. Её никто не остановил.

Было уже поздно, и автобусы уже не ходили, однако такси она поймала быстро.
- В храм Хикава.

До окончания представления оставался ровно час. Дорога в один конец занимала не более сорока минут.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Но только когда не по ней, а над нею

風

- Ты как?
- Спасибо, нормально.
- Говорят, тебя сильно потрепало в последний вылет.
- Ерунда.
- Заглохший двигатель тоже, скажешь, ерунда?
- Скажу, - резко ответил невысокий голубоглазый блондин и вышел из комнаты отдыха.

- Ну и зачем ты с ним так? – миниатюрный рыжеволосый парень, сливавшийся с диваном цвета бешеного апельсина, уставился на собеседника. – Энди, ты, конечно, главный и вообще старший по званию, но никак не отец родной, чтобы так в душу лезть.
- Я вам не только в душу залезу, идиоты, - хмуро буркнул высокий брюнет, потягивая кофе, - себя не бережёте – так хоть за машины побеспокойтесь. За них мне, между прочим, командование голову снимет.
- Поняаатно, – протянул рыжий. – А за нас?

Повисла тишина. Казалось, брюнет не расслышал ни вопроса, ни скрытой в нём горечи. Он неторопливо допил свой кофе и уже на выходе всё-таки обернулся:
- А вам я не отец родной.

Парень остался в одиночестве. Он и сам жалел о том, что прицепился к Энди. Но и командир зря пристал к Джеду. Каждому в бригаде было известно, что сегодняшний вылет блондина завершился благополучно разве что чудом. Каждому было известно, что так бывает не всегда. Но после позапрошлогодней аварии словно сломался какой-то механизм, и прежде спаянная воедино команда разваливалась на глазах, хотя и до этого было понятно, что их служба мало похожа на прогулку по цветочному лугу.

Неф должен вернуться только через неделю – отпуск у парня, а Джед в его отсутствие едва не убился на своей развалюхе. Хороша была бы новость. О том, что стало бы с ними самими и их маленькой командой, заменившей им семью, парень старался не думать.

Он в два глотка допил стакан сока, который мучил уже часа полтора, с момента приземления Джеда, и решил, что не прочь перекусить. В маленьком холодильнике стоял рис с овощами, и рыжик рассудил, что девушкам приятно, когда их стряпню хвалят. А какая лучшая похвала хозяйке? Правильно, пустые тарелки. В конце концов, Мако девушка разумная и бить его прямо перед вылетом не будет, а после уже остынет.

Парень уже приканчивал самовольно присвоенный обед, когда в коридоре раздались шаги. Неровные, дробные, будто шёл не человек, а странное насекомое, путающееся в собственных конечностях. Юноша бросил взгляд на часы и внутренне сжался: у диспетчеров как раз закончилась смена.

- Привет, Зой.
- Привет. Уже освободился?
- Да, ребята как раз в ночь заступили.

Вошедший медленно доковылял до дивана и осторожно сел, отставив в сторону костыль. Он выглядел уставшим, то ли после рабочего дня, то ли после утомительной для него дороги по коридорам аэропорта. Парень, старясь не смотреть на визитёра, поинтересовался:
- Будешь что-нибудь?
- Спасибо, я сам.
- Да ладно, мне не сложно, а тебе ещё вставать…
- Я сам, - в голосе мужчины прорезалась сталь, впрочем, тут же сменившаяся взвесью грусти и усталости. - Как Джед? Энди ему голову не оторвал?
- Попытался, - слабо улыбнулся Зой, - но я помог ему отбиться. Чем завтра займёшься?
- Работой. Юки просил подменить.
- Эй, Кун, врачи и так запретили тебе напрягаться. Кто тебе допуск подпишет?
- Ами. Уже подписала.

Зой ругнулся. У него завтра вылет на материк, и его совершенно не радовала перспектива сталкиваться с Куном по работе. Нет, диспетчером тот оказался хорошим…

Тем временем мужчина наконец определился с выбором и с полминуты пытался встать, одной рукой опираясь на костыль, а второй, слабо гнущейся, на подлокотник дивана. После нескольких попыток ему это удалось, и он направился к кофеварке. Зой старался не смотреть на друга, но заткнуть уши не мог и только скрежетал зубами, слыша хриплое дыхание мужчины, для которого самостоятельное приготовление кофе стало полосой препятствий.

Их команде всегда везло. Они соглашались лететь тогда, когда отказывались все остальные, и были, по сути, единственной надеждой маленькой островной базы на стабильную связь с материком. Несмотря на старые, иногда чуть ли не разваливающиеся в воздухе самолёты, плохую ремонтную базу и неадекватное руководство, бригада Энда выполняла самые рискованные задания, как казалось со стороны, играючи.

Куну тоже повезло – он не просто выжил, попав под удар стихии уже неподалёку от острова. Он смог снова начать ходить и стал диспетчером аэродрома, весьма неплохим. Но вот летать он больше не мог. Право слово, какая мелочь, учитывая, что медики собирали его чуть ли не по кускам. Но друзьям до сих пор было неловко смотреть на марионеточно-ломаные движения и слышать стук костыля о плитки пола. А ещё им было стыдно: за то, что у них осталось небо, за свободу и здоровье, за то, чего теперь был лишён некогда один из них.

Зажужжала кофеварка. Это звук вывел Зоя из ступора. Парень быстро доел еду и кинул грязный контейнер в посудомойку. Мужчина поморщился: он опасался, что не успеет пообедать до возвращения Мако, и все громы и молнии, сколь угодно справедливые, падут именно на его голову. Рыжий тем временем неопределённо махнул рукой на прощание и поспешил скрыться за дверью.

От Куна не укрылась торопливость, с какой молодой лётчик покинул комнату отдыха, но перед ним стояла более существенная задача, чем анализ собственных душевных страданий: машина громким писком оповестила, что кофе готов, и мужчина, неловко ухватив чашку, пошёл к обеденному столу. Чёрная жижа плескалась иногда чуть не через край, но ему удалось донести напиток, не расплескав по дороге половину – уже отлично.

Дверь опять хлопнула.
- О, привет! – раздался звонкий девичий голос. – Опять кофе заливаешься?
- Привет, Мако.
- Как смена? Говорят, у Джеда мотор отказал?
- Было дело, но всё обошлось. Энд ругался так, что я узнал пару новых оборотов.
- Ещё бы! Знаешь, сколько новых слов мы узнали, когда ты тогда в аварию попал?
- Не сомневаюсь, - улыбнулся бывший пилот.

В отличие от друзей и соратников, с девушками о произошедшем говорить было не в пример легче, и это здорово поддержало его в первые месяцы. За сочувствием и предложением помощи не ощущалось ни стыда, ни страха, ни отчаяния; возможно, именно поэтому он и принимал от них предложенную заботу.

- А, наконец-то их кто-то выбросил, а то у меня никак руки не доходили!
- Ты о чём? – уже напрягшийся в ожидании криков Кун с любопытством обернулся.
- Ну как же, я оставляла в холодильнике овощи, им уже недели полторы было, есть их было уже страшно.

Мужчина неопределённо пожал плечами, мол, ничего не видел, ничего не знаю. Девушка тем временем поставила разогреваться свой обед. Вскоре ей предстояло много работы: следовало разобраться, что случилось с мотором Джедова самолёта, а следующий вылет был уже через три дня.

- Знаешь, я не уверена, что мы успеем всё исправить. Меня вообще удивляет, что ребятам удаётся это завести.
- Как же, помню.
- Списывать это всё надо. Пожалуй, я больше не подпишу разрешение на вылет.
- Вот как? А новую технику откуда взять?
- Да пока находятся такие иди… смельчаки, которые летают на этих корытах, ничего не дадут! – всё-таки вспылила девушка.

Кун замолчал. Он, как и остальные, понимал, что она права, но выхода не видел. Команда Энда закрывала собой солидную брешь в снабжении острова, и всякий раз, когда командир начинал было упираться, требуя обновления парка техники, случалось что-то, требовавшее срочного решения: то тяжёлый пациент, то материалы для ликвидации очередной аварии, произошедшей из-за изношенности оборудования. Всем, кто работал в аэропорте, ситуация была известна, но никаких изменений не предвиделось.

- Извини, - буркнула девушка.
- Да ничего. Ты права, сама знаешь, - ответил, скривившись, мужчина.

Мако кивнула и принялась за обед. Диспетчер допил свой кофе и, попросив девушку убрать посуду, медленно двинулся к выходу, собираясь пораньше лечь поспать перед дежурством.

На смену Кун чуть было не опоздал. Он полночи проворочался, будучи не в силах уснуть из-за ломоты в костях, приправленной головной болью. На прогноз погоды он мог не смотреть – и так всё ясно, несмотря на обманчиво чистое небо.

Рухнув в кресло и выслушав Ками, высокого грузного человека, когда-то служившего на флоте, а теперь – своего коллегу, мужчина впился взглядом в выделенную красным строку замены рейса.

- Почему летит Джед? – спросил он.
- Так Зой вчера нажрался какой-то дряни и теперь валяется в медблоке, Энди дёрнули на совещание, а больше и некому.
- Но на самолёте Зоя, так?
- Угу. Вчера Мако носилась фурией и верещала, что не позволит «этой рухляди» взлететь, вот и переставили.
- Понятно. Удачного отдыха.
- Тебе спокойного неба, - ответил диспетчер. – Зря ты всё-таки этого засранца прикрыл, Кун.
- Да ладно, со всеми бывает, - сказал тот и поставил чашку с кофе рядом с экраном радара.

Первая половина дня прошла тихо, но едва солнце перевалило через зенит, а Джед занял своё место в кабине, погода начала портиться. Поднялся ветер, сначала лёгкий и ласковый, но с каждой минутой становившийся всё настойчивее и настойчивее, и словно из ниоткуда на девственно чистом небе начали проявляться тонкие облачка. Кун смотрел за показаниями метеослужбы: всё говорило за то, что буря, разыгравшаяся в это время где-то над водными просторами, на этот раз обойдёт остров стороной.

- Борт 17 к взлёту готов, - раздался тихий, с хрипотцой голос из динамиков.

Диспетчер чуть замедлился, ещё раз пробегая глазами данные метеорологов. Всё в допуске, оснований для задержки рейса нет.

- Борт 17 к взлёту готов, - в голосе наметилась тень раздражения. – Эй, вы там что, уснули, что ли?
- Борт 17, взлёт разрешаю, - и, чуть позже, - возможно приближение атмосферного фронта со стороны пролива.
- Принято.

Тоскливо тянулись минуты, по экрану радара ползла одинокая точка. Всё шло штатно. Мужчина в диспетчерском кресле вцепился в чашку и подумал, что Ками, пожалуй, был прав, не стоило выручать Юки.

В зале, несмотря на мощное освещение, постепенно темнело. Облака распухли и налились густой синевой, цифры, показывающие скорость ветра, из зелёных постепенно становились жёлтыми. Кун ещё раз бросил взгляд на экран: оставалось около полутора минут до выхода Джеда из зоны сопровождения аэропорта и чуть менее часа до прибытия в пункт назначения. Внезапно яркая точка на экране вспыхнула чуть сильнее и тут же погасла. Следом за ней погас и сам экран. Чуть помедлив, будто нехотя, темнота накрыла и весь зал. Через минуту тускло засветились аварийные лампочки, по радиосвязи было объявлено оставаться на местах до окончания ремонтных работ. «Или дальнейших указаний к эвакуации», – почти равнодушно вспомнил инструкцию Кун.

Он отвернулся от бесполезного экрана и посмотрел в окно, на почерневшее небо, в котором огненными сполохами бесновались драконы. Земля, вопреки обыкновению, не отсвечивала огнями аэропорта, а лежала тёмной матовой громадой в ладонях у судорожно-пенного моря. Гигантские звери, укрыв чешую лохматыми клочьями облаков, взмывали вверх из глубин, свивались мускулистыми узкими телами, и маленький остров дрожал, когда они сталкивались где-то в вышине, стараясь вырвать друг у друга из пастей наспех проглоченное солнце.

Кун неспешно сделал глоток. Затем ещё один. Здесь, в зале, чего-то не хватало. Того, что составляло основу основ этой игры стихий, что, единожды попав вовнутрь, не захочет покидать сердце…

В зал влетел Энд. Он задыхался, волосы прилипли ко лбу, но не понадобилось ни одного лишнего мига, чтобы найти то, что он искал. Того.

- Кун, что с Джедом?!
- Не знаю, - мужчина отвернулся от окна и поднял на него равнодушно-белёсый взгляд.
- Твою!.. Ты можешь с ним связаться?!
- Нет, сам же видишь.

Энд, конечно, видел, видел и понимал всю бессмысленность каких-либо действий, но… не мог же он просто сидеть и ждать! Ждать, когда закончится буря, ждать, пока техники починят связь и наладят электроснабжение, ждать на земле, когда в небе остался один из них...

Диспетчер отвернулся от бывшего командира и снова посмотрел в окно. В тревожном красном свете аварийного освещения бело-голубые и нежно-салатовые молнии казались грязно-розовыми, гармонировавшими с горечью давно остывшего кофе и поломанной жизни.

Вот одно из небесных чудищ хлопнуло хвостом по поверхности воды, отвесно вниз, и рвануло к такому же, иллюзорно застывшему в отдалении, но соперник был готов, и они кубарем скатились по пологой небесной дуге, обрамляя пространство, замершее в воздушном квадрате. Третье же, чуть поменьше, оказалось запертым в нём и билось, подобно пойманному под колпак насекомому. Прошмыгнув под мощными телами старших собратьев, змеёныш пустился вниз, к воде, по пути сделав ложный круг, но отскочил от пенной поверхности. Ринулся было обратно, стелясь на водой, затем замер, приподнял голову – и распался мелкими брызгами, тёмным облаком, сливаясь с морской водой и уходя на глубину: ждать, копить силы, расти. Спрятался огненным зерном будущих тайфунов в донных расщелинах и затих.

Мужчина задержал дыхание: здесь, в этом зале ему не хватало ветра. Того ветра, который в клочки разметал его самолёт, напоследок кинув спиной на обломки. Который поселился на дне лёгких, хлёсткий, поровну из воды и соли. Который сейчас играл с Джедом …и наигрался?

Рядом стоял Энд. Вроде бы ничего не говоря и стоя на месте, он казался колючим шариком, в каждый момент сосредоточенным на кончике одной из своих иголок. Бывший пилот протянул бывшему другу остатки кофе:

- Джед мог и успеть вылететь из опасной зоны.
- Со сдохшим движком?!
- Он на Зоевой машине, Мако не выпустила его самолёт.

Брюнет недоверчиво посмотрел на собеседника. Очень хотелось верить. Слишком. Но тем страшнее было бы ошибиться. Он не нашёл в себе силы для ответа. Кун пожал плечами:

- Узнаем, как только восстановится связь с материком, не раньше.
- Всё, хватит!

Мужчина недоумённо поднял брови. Энд же, находя поддержку в звучании собственного голоса, продолжил, обходясь, к немалому удивлению окружающих, знавших его не первый год, почти без ругательств. Он кричал, что никто из его людей больше не полетит на этих корытах, что его команда не камикадзе, что больше не намерен служить там, где каждое действие – подвиг, что техника вопреки законам физики и вероятности работать не будет. Кун молчал. У него нещадно болела голова, то ли от погоды, то ли от воплей, то ли от осознания, что ничего не изменится.

Как он и ожидал, через полчаса удалось наладить резервный канал связи. Джед успешно покинул зону тайфуна раньше, чем небесный ветер всерьёз взялся за тонкий кокон его самолётика, и недоумевал, судя по голосу, с чего вдруг Энд поднял такую панику.

За неделю аэропорт привели в относительный порядок, и всё пошло своим чередом. Самолёты прилетали и улетали, Мако ругалась на технику, Зой косился на Мако, подозревая, что она специального его отравила несвежей едой.

В один из дней, закончив смену перед выходными, девушка собралась зайти в комнату отдыха. Она подозревала, что там будет продолжающий дуться на неё рыжик, но сегодня ожидалось кое-что повеселее: прилетел самолёт, а вместе с ним – Мина. Поэтому торопилась занять удобное место, потому что Энд с Джедом не захотят пропустить подобное зрелище: Кун будет придумывать очередной повод, чтобы не знакомиться с родителями своей девушки. Вернее, он никогда не называл Мину своей спутницей: сначала была опасная служба, потом больницы, ну а после – какая у него могла быть подружка? Но девушку это не останавливало, тем более мужчина относился к ней с заметной симпатией.

У Мины нечасто случались рейсы на острова, и она узнала о катастрофе спустя два месяца, после чего примчалась в больницу и сходу заявила, что ему нужно поехать к её родителям. Куна, совершенно не ожидавшего подобного напора, окончательно смутила Ами, наблюдавшая за его реабилитацией. Она полностью поддержала блондинку, упомянув, что горячие источники, находящиеся неподалёку от родного дома Мины, – это то, что ему необходимо.

Он ответил, что после случившегося боится летать, а паром в таком состоянии его добьёт.

Через час его друзья уже всё знали: как же, Мина не могла не поделиться с Усой, своей коллегой и подругой, а та в свою очередь рассказала всё Энду. И целый вечер Кун потратил на объяснения своим друзьям, что лететь никуда не хочет, но и огорчать Мину простым отказом ему было тяжело. Вроде улеглось, и Кун вышел из больницы и пошёл учиться на диспетчера, как снова прилетела Мина. Идея с паромом больше не прошла, и в ход пошла учёба: не может же он прерваться на середине! Потом была работа, к которой тоже нужно было привыкать, потом – отпуск сменщика.

И вот Мина прилетела снова.

Мако зашла в комнату. Диван был уже занят: с него сердито посверкивал глазами Зой. Энд и Неф оккупировали кресла, Уса оккупировала Энда. Ами колдовала над кофеваркой. Помедлив, девушка приземлилась на колени к Нефу, и тот довольно осклабился.

Из-за двери послышались глухие ритмичные звуки. Сначала тихие, постепенно они становились всё громче и громче, приближаясь к комнате.

Уса закусила губу:
- Ну вот, Кун идёт, а Мины всё нет. Она же даже раньше меня убежала.
- Да ладно, всё равно увидим, – ответила по обыкновению спокойная Ами.

Дверь открылась, и в комнату вошли Мина и Кун. Вдвоём. Мако скорчила недовольную мордочку: ну вот, эти двое увиделись раньше без свидетелей, так что шоу можно не ждать. Но упускать ситуацию целиком шатенка не собиралась:

- Привет, Мина! А почему на этот раз он с тобой не едет? – она кивнула в сторону спутника девушки.
- Привет, ребят! А почему, собственно, не едет? – улыбнулась в ответ блондинка, умудряясь одновременно вцепляться в мужчину и поддерживать его.
- Серьёзно? – словно не веря ни девушке, ни своим ушам, переспросил у Куна Энд.
- Вполне, – кивнул мужчина.

Позже, уже простившись с друзьями и сев в самолёт, Мина спросила:
- Ты так и не сказал им про подписанный рапорт?
- Нет – ответил мужчина и отвернулся от иллюминатора, за которым плескалось море, где в донных расщелинах спал маленький дракон.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Осенняя песня

歌

- До встречи, Минако! – зеленоглазый парнишка с длинными светлыми волосами помахал ей рукой, убегая к машине, в которой его уже ждали.


- О, что за красавчик? – любопытству Усаги не было предела. – Какой интересный!

- Тебе же всегда брюнеты нравились, - перевела разговор немного смущённая девушка. – Что Мамору, что Сейя...

- Неправда, мне ещё Мотоки нравился, а он блондин, - ответила Уса. – Но мне и правда интересно, что это за парень. Он кажется мне знакомым.

- Ещё бы! Это Ятен, родной брат Сейи.

- Да ты что! Не может быть!

- Да. И представляешь, он пригласил меня на репетицию их группы. Говорит, что у него есть идея совместного номера. Я – и на сцене с «Метеорами»! – в глазах у высокой атлетично сложенной блондинки заплясали сердечки.

- Вы уже договорились, так ведь? Ты же возьмёшь с собой лучшую подругу? – Усаги не могла упустить шанса ещё раз полюбоваться своим другом на сцене.

Минако замялась:

- Усаги, видишь ли… Мы решили сначала встретиться в парке Акиномори и только потом присоединиться к ребятам. Может, тебе лучше договориться с Сейей.

Усаги пристально посмотрела на подругу:

- Наверное, ты права, так будет лучше. Отличный повод позвонить, правда?

Минако рассмеялась:

- Ты просто невозможная! Отличная идея!


Три часа спустя Минако бежала по аллеям осеннего парка. Она немного заблудилась и вышла из поезда на остановку раньше. Теперь, чтобы успеть к началу репетиции, ей следовало поторопиться. Погулять с Ятеном времени уже не оставалось, и девушка предупредила приятеля, чтобы тот не ждал её в условленном месте, а сразу присоединялся к братьям. Ей чертовски не хотелось произвести впечатление необязательной и ветреной особы. Сразу, по крайней мере.

Она почти успевала. Бег давался ей легко, несмотря на совсем не подходящую для этого занятия обувь. Она всегда была спортивной, а в этот раз влюблённость придавала ей дополнительных сил. Минако пробегала мимо немногочисленных посетителей парка, мимо осеннего листопада и неторопливо текущих ручьёв. Подобно дуновению ветра, девушка врывалась в это царство осени и исчезала вдали, и звери и немногочисленные люди задумчиво смотрели вслед этому яркому весеннему вихрю.


- Чёрт!

Предательский корень словно нарочно нырнул ей под ногу, и она едва успела подставить руки, чтобы не проехать носом по прелой осенней листве. Коленки саднило, ладони жгло от удара о землю, и кое-где сквозь слой грязи проступала кровь.

Минако попробовала подняться на ноги и поняла, что колени и руки – это пустяки. Зацепившаяся за корень нога наливалась болью и синевой, и даже попытка наступить на неё представлялась девушке решительно невозможной. От досады защипало глаза.

Занятая своей бедой, Минако не замечала, что за ней из-под полуприкрытых век внимательно следили серо-голубые глаза. Сочувствия в них не было, осуждения и злорадства, впрочем, тоже. Девушка. Упала, сидит. Не может подняться. Хозяин глаз подхватил стоящий рядом с ним рюкзак и начал спускаться вниз по склону ручья к тому месту, где сидела блондинка.

- Помочь?

Минако вздрогнула, услышав над собой мужской голос. Попытки встать она оставила почти сразу, попытки позвонить – когда только увидела телефон, не переживший падения. Помочь? А это выход.

- Буду очень благодарна, мистер. Я очень торопилась…

- Я видел.

Мужчина присел на корточки и начал копаться в рюкзаке. Минано старалась сидеть тихо и исподтишка разглядывала своего спасителя. Широкоплечий, очень смуглый, с длинными светлыми волосами (конечно, не такими, как у Ятена!). Новая спортивная куртка и стоптанные армейские ботинки. Аптечка в рюкзаке – и это на прогулке в парке! За которой он и полез в рюкзак.

Он очень аккуратно и легко взял ладонь девушки, самим движением будто спрашивая, можно ли – и до какой степени можно, и вместе с тем уверенно, и, сняв грязь влажной салфеткой, обработал повреждения антисептиком. Затем то же проделал со второй рукой. Ссадины были небольшими, но мужчина, бросив взгляд на перепачканные землёй салфетки, обработал ранки йодом. То же самое проделал с содранными коленками. Осталось самое неприятное – нога.

Незнакомец тоскливо огляделся по сторонам. Достал телефон, посмотрел на время.

- Тебе есть кому позвонить?

Минако кивнула. Мужчина протянул ей аппарат. Телефона Ятена наизусть она, конечно, не помнила, звонить родителям – это когда они ещё смогут приехать? Усаги! Она как раз собиралась напроситься на репетицию за компанию. И в любом случае она сможет связаться с братьями Коу.

- Усаги, привет! Да, я! Ты сейчас с ребятами? А можешь дать трубку Ятену?

Мужчина отошёл, чтобы не мешать разговору, и раскурил маленькую трубку с длинным прямым мундштуком. Он смотрел на хмурящееся небо и листья, сорванные с деревьев несильным ещё ветром. Листья танцевали в воздухе свой незамысловатый танец, а после огненными сполохами ложились на бурую землю. Совсем скоро не станет рыжего и красного, чуть подольше задержится бурый, но и он отступит перед натиском белой холодной пыли. Краем глаза мужчина наблюдал за сидящей на земле девушкой, наконец разрыдавшейся в трубку.

- Да не знаю я, как сюда добраться! Извините, мистер, - а это уже к спасителю, - а где мы?

- В парке Акиномори, полагаю, - ответил мужчина.

- Не скажете точнее, как найти именно это место? – в глазах Минако отчаяние боролось с надеждой.

- По шестнадцатой аллее до буковой рощи, там направо до поворота к ручью Шимоноками. Через ручей есть единственный мост, по крайней мере, в парке, - и он кивком указал наверх, туда, откуда спустился.

Девушка передала ответ собеседнику, после чего разорвала соединение и протянула аппарат владельцу. Тот быстро убрал телефон, затушил трубку и снова присел на корточки. Ещё раз бросил взгляд наверх, на мост.

- Там довольно оживлённое место и есть скамейки, стоит перебраться туда. Сможешь?

- Я не могу на неё наступить, - ответила Минако и красноречиво посмотрела на ногу, которая уже начала опухать.

- Постарайся ей не шевелить.

Мужчина потянулся к ступне. Придерживая щиколотку, снял изящный ботиночек на каблучке – идеальная обувь для пробежки по парку, ничего не скажешь! Приложил тыльную сторону ладони к больному месту. Рука показалась девушке ледяной, и этот холод принёс облегчение, незначительное, но лучше, чем никакого. Из аптечки появился эластичный бинт, которым мужчина уверенными и точными движениями зафиксировал повреждённый голеностоп.

- Не сильно?

- Кажется, нормально.

- Хорошо, - он собрал рюкзак и закинул его на оба плеча. Подтянул стропы. И одним плавным движением поднял девушку на руки – Минако только и успела, что схватить свой ботинок.

Склон был довольно крутым, но дыхание мужчины, несмотря на ношу, оставалось ровным. На руках было тепло и чуть укачивало, и Минако поймала себя на ощущении, что происходит что-то очень знакомое и очень правильное. Девушка уснула, боль в ноге не помешала ей в этом. Мужчина продолжал подниматься наверх.


- Минако! Вот ты где! – девушка проснулась от радостных криков друзей. Ах, какой хороший сон ей снился! Резкая боль в ноге вернула её с небес на землю.

- Ятен! Усаги! Вы долго меня искали?

- Ну… С момента твоего звонка прошло часа полтора, наверное, - ответила подруга. – А ты так всё время здесь и пролежала?

- Не помню, я… заснула.

Минако осмотрелась. Она лежала на скамейке с чудесным видом на мост через ручей (память шепнула «Шимоноками»), под правую ногу, туго перемотанную эластичным бинтом, была подложена её сумочка, а рядом со скамейкой стоял одинокий ботиночек. Над ней нависали Усаги, Сейя и Ятен. Других людей, кроме её друзей, по близости не наблюдалось.

- Вот так просто, заснула на скамейке? А кто тебе ногу перебинтовал? – непонятно, чего было больше в голосе Ятена, удивления или беспокойства.

- Какой-то мужчина, я с его телефона Усаги звонила, - Минако всё больше и больше проникалась странностью ситуации.

- В любом случае тебя надо отвезти в больницу.


В больнице подтвердили серьёзное растяжение и освободили от занятий, пока на неделю. Вечером девушка, разматывая эластичный бинт, доставшийся от незнакомого мужчины в осеннем парке Акиномори, заметила на нём повторяющийся узор. Он содержал в себе только одно кандзи – «ута». Песня. Брр, какая глупость! Минако вспомнила холодные серо-голубые глаза и смуглые сильные руки. Совершенно ничего похожего – ни в экономной точности движений, ни в неслышном появлении, ни в странной манере смотреть в глаза перед тем, как принять решение… Нет, ничего похожего!

Минако схватила со стола карандаш, даже не взглянув на цвет, вытащила из-под кровати заправленный планшет и начала чертить – мелкими, скупыми, столь нехарактерными для неё движениями. Словно разметив поле на четыре равных доли, оставила левые две для прошлого. В прошлом её были друзья, весёлые и шумные, сидевшие друг у друга на головах и во всю глотку распевавшие песни. Она наметила двоих. Сперва верхнего: горизонтальный срез крыши, под которой – широкой раскрытый рот в три ловких черты – и завершающим штрихом отгородится от него, остаться за стеной, и пусть поёт в своём доме. Под ним – второго такого же, почти больше, чем друга, поющего и весёлого.

А впереди… Минако задумалась. Что можно запомнить из встречи, которую приняла за сон? Сильные руки, широкие плечи и глубокое ровное дыхание, обволакивающее весь её мир. Лёгким коротким штрихом наискось вниз обозначила открытый рот. Затем горизонтальной чертой слева направо провела линию плеч, и длинными уверенными линиями, похожими на его шаги и его решения, обозначила – мужчина.

Посмотрев на получившийся знак, Минако улыбнулась, словно задумав шалость, и набрала номер Усаги.

- Привет-привет! Как поживаешь? А не подскажешь, с какого номера я звонила тебе тогда, в парке?

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Правило левой руки

手

- И в ближайшие полгода за руль не садиться, - закончила перечень рекомендаций женщина в белом халате.
- Да вы все издеваетесь! – взревела пациентка.

Врач устало вздохнула и начала протирать стёкла очков:

- Мисс Тэно, это не шутка и не издевательство. Ситуация действительно серьёзная. Ваша рука довольно сильно повреждена, и мы не уверены, что даже при соблюдении всех рекомендаций к ней вернётся былая степень подвижности и выносливости. Так что не гневите богов и выполняйте, Вам и так повезло.

Харука хотела что-то ответить, но сжала зубы, кивнула и пулей вылетела из кабинета. В этот раз останавливать её было некому: Мичиру на гастролях, а Сецуна словно решила позволить своей буйной подруге собрать все возможные шишки. При реальной угрозе жизни ещё попробует что-то сделать, а по глупости загубленная карьера… Такие мелочи госпожу Мейо не тревожили.

Рука в гипсе не болела. Ничего не болело, что неудивительно с тем количеством анальгетиков, которое ей вкололи. Хотелось напиться и подраться, но нет, нельзя ни того, ни другого. Подумав, девушка всё же решила заехать в «Бисямон», небольшое заведеньице с сомнительной репутацией, где имел удовольствие работать её сводный брат.

Несмотря на середину буднего дня, в баре было довольно людно. Харука было удивилась, но быстро сообразила, в чём дело, когда увидела человека за стойкой. Сойка. То ли школьник на подработке, то ли любовник хозяина заведения – но абсолютно точно единственный, кто мог подобрать напиток под настроение клиента, едва завидев того в дверях. Неслыханная удача: парень шарил в коктейлях, смесях и сочетаниях запрещённых и разрешённых веществ и мог смешать заказ так, чтобы посетитель не откинул коньки. По крайней мере, сразу.

Харука запрыгнула на высокий табурет и исподлобья глянула на парня:
- Удиви меня.
- Салют, Тэно. Что с рукой? – со знакомыми Сойка не отличался излишней деликатностью.
- Авария.
- Серьёзно? – зелёные глаза удивлённо расширились, а руки как будто сами по себе начали колдовать с кофемашиной. Кто другой решил бы, что парень сочувствует, но Тэно знала маленького паршивца слишком хорошо.
- Угу. Врач сказал, что теперь полгода за руль нельзя.
- Повезло, что левая, да?
- Убью.

И откуда он знает? Или, как всегда, поддел – и сам не понял, куда попал? Этот рыжий засранец когда-нибудь допрыгается.

- Остынь, Тэно, - раздался сзади спокойный голос. Девушка обернулась и тут же пожалела, что всё-таки решилась на визит сюда. Не то чтобы она не любила Шимоно, но пару раз он уже выкидывал её за шкирку, как котёнка. Что самое неприятно, Сойка в его присутствии наглел ещё больше. – Лучше выпей чего-нибудь.

- Что? В меня знаешь сколько химии вкололи?!
- Сой, смешай что-нибудь нашей красавице, иначе она нам сейчас полбара разнесёт, а Джеду расплачиваться.
- Я тебе сейчас полморды разнесу, - угрожающе прошипела Харука.
- Ну да, одной правой. Тэно, сказал тебе, уймись наконец. Кто тебе виноват, что гоняешь, как угорелая? И хорошо бы только на треке…
- Да с чего ты взял, что авария была по моей вине?!
- Иначе бы ты сейчас находилась в полиции, за убийство – а начальство лихорадочно искало бы замену твоему братцу, который помчался бы тебя вытаскивать.
- Ничего, у господина Юхито есть ты. Шинкиро рассказывал, что ты как-то уже спасал его задницу, публике понравилось, - девушка довольно посмотрела из-под светлой чёлки на побледневшего от гнева мужчину. Внезапно тот улыбнулся и ответил на взгляд:
- Заменить Джеда? Только для тебя и только приват, дорогая мисс Тэно.

Довольный своим ответом, Шимоно взял протянутый Сойкой стакан и с удовольствием отметил проступивший румянец на щеках девушки. Весь персонал «Бисямона» знал, что Тэно Харука, во-первых, стесняется профессии своего сводного брата, во-вторых, стесняется его места работы, а в-третьих, стесняется самого факта их родства. И если она начинала кому-либо угрожать в пределах заведения, мужчина не упускал случая вогнать её в краску.

Сойка хихикнул и поставил перед девушкой высокий бокал с кофейно-шоколадным коктейлем, украшенным взбитыми сливками, присыпанными корицей. Харука приподняла левую бровь:
- Ты уверен, что это именно то, что мне сейчас нужно? – холоду её голоса мог бы позавидовать айсберг, потопивший «Титаник».
- Да, - просто и ясно ответил парень.
- Я, пожалуй, воздержусь, - из последних сил сохраняя ровный тон, произнесла девушка.
- Не стоит отказываться, попробуй, - ответил вместо бармена Шимоно и ехидно добавил, – ради меня.
- Хорошо. Но если мне не понравится, я вылью его тебе на голову.

Мужчина тряхнул копной белых прямых волос и шутливо поднял руки, соглашаясь с выставленным условием.

Харука медленно притянула к себе высокий стакан и обняла губами трубочку. Поймала взгляд беловолосого охранника и, не отводя глаз, начала неспешно втягивать в себя густой напиток, одновременно как будто примеряясь, с какой части роскошной шевелюры мужчины начать малярные работы. Разумеется, вкус коктейля за этими действиями она совершенно упустила из вида.

Мужчина не отводил взгляда, и только уголки его губ ползли вверх – с той же скоростью, с какой девушка поглощала десерт. Когда улыбка достигла, по его мнению, слишком откровенных размеров, он скрыл её за тяжёлым стаканом, в котором плескалось что-то однозначно крепкое.

Харука с наслаждением сглотнула сладкий молочный ком и двинулась было к Шимоно, но её нахально прервал Сойка, перегнувшийся через стойку и оказавшийся непривычно близко. Девушка вздрогнула и перевела взгляд на нахала.

- Эй, ну как, понравилось? – с невинным видом поинтересовался парень. – Тебе сейчас прописали кучу лекарств, и я решил немного подсластить пилюлю. Хочешь, могу ещё мороженое принести.
- Нет, мне не понравилось, - нарочито холодно ответила Харука.
- Врёшь, - прячась за улыбкой, равнодушно сказал Шимоно. От летящего в него стакана он увернулся.
- Посуду на счёт Джеда, как обычно? – уточнил рыжеволосый бармен.
- Засранцы! – фыркнула девушка и направилась к выходу.
- Подвезти? Тебе же нельзя за руль, - деланно участливо спросил мужчина.
- Пешком дойду.

- Я пошёл, передашь Юхино, хорошо? – Шимоно, выждав минуты полторы, сполз с высокого стула и направился к выходу.
- Пойдёшь охотиться на эту амазонку? – Сойка даже отвлёкся от протирания идеально чистых бокалов.
- Пойду вытаскивать эту истеричку из тех неприятностей, которые она наверняка уже нашла, - пожал плечами мужчина и вышел из заведения.

Он оказался прав: не пройдя и половины квартала, Харука встретила группу подростков, с которыми не поделила дорогу. Парни не опознали в агрессивной блондинке девушку, зато загипсованное запястье заметили отлично и уже подходили к ухмыляющейся Тэно с не самыми мирными намерениями. Та была не против и уже выбирала, какая цель из четырёх будет первой.

- Девушек бить нехорошо, вам не говорили? – спокойно, как и всегда, произнёс незаметно подошедший Шимоно.

Судя по лицам парней, им не говорили, что девушки бывают и такими. Пока они не опомнились, мужчина взял не менее ошарашенную девушку под локоть и повёл в сторону стоянки, где была его машина. Тишины хватило секунд на десять.

- Ты! Какого?! Что ты вообще здесь делаешь?
- Вытаскиваю из неприятностей любимую сестрёнку нашего лучшего танцора, как видишь.
- Тебя никто не просил!
- Да.
- Пусти меня, немедленно!
- Ты меня ещё ударь, - хмыкнул мужчина, сильнее сжимая правый локоть девушки.

Харука ударила, коротко и зло, стараясь попасть в печень. Ударила левой, сломанной рукой. Охранник охнул и согнулся, но Тэно было не до этого: организм не выдержал подобного надругательства, ощущения пробили блокаду, и сознание девушки заполнила боль. Когда её опрокидывали и прижимали к асфальту, она не сопротивлялась – не понимала, что происходит. Мужчина навалился сверху, зафиксировав обе руки в запястьях.

- И? Что теперь с тобой делать?

Харука застонала. Шимоно встал сам и рывком поднял девушку с земли. Когда он тащил её к машине, она только тихо поскуливала.

- Алло, Джед? Я в больницу, у твоей сестрёнки совсем нет мозгов. Да, спасибо. Левая рука в хлам. Сам забирай. Давай, до встречи.

- Хару, детка, да что ж такое-то? Ты совсем сошла с ума! Врачи говорят, что рука, скорее всего, не восстановится! Как же ты будешь в гонках-то участвовать! Ты же так любишь скорость…
- Заткнись, Шин, и без тебя тошно.
- Но как ты умудрилась? Зачем ты Широ ударила, да ещё сломанной рукой? И что я теперь скажу на работе, у меня сегодня выступление должно быть… Но ты не переживай, мы что-нибудь придумаем. Твоя команда так на тебя рассчитывает.
- Этот твой белобрысый меня достал, а правая была занята. Шин, ещё немного, и я стукну уже тебя.
- Не говори так, это ужасно, в семье люди не должны драться. Боги, когда же будет готов анализ снимка, я опаздываю…

Харука бессильно привалилась к стене. Её сводный брат, единственный родственник в этом городе, сводил её с ума своим сюсюканьем и причитаниями. Шинкиро, конечно, заботится о ней и никогда не бросит, но его эмоциональность переходила все разумные пределы. А ведь когда-то был тихий, хороший мальчик, отлично учился и хотел стать химиком – но потом неугомонной сестрёнке понадобились деньги, сначала на новый мотоцикл, затем на медиков, сейчас – на университет и снова на медиков. Шин пошёл работать в «Бисямон», тогда ещё довольно приличное заведение без вечерней программы… гвоздём которой он и стал со своими танцами. Всё-таки мужской стриптиз был редкостью даже в этом, довольно богатом на развлечение районе. А работа, тем более в таких количествах, накладывает отпечаток на характер. Хорошо хоть, догадался псевдоним взять, и теперь быстрее откликался на Джедайта, чем на данное родителями имя.

Харука думала о брате, чтобы не думать о себе, потому что когда её мысли обращались в эту сторону, хотелось выть от досады и отчаяния. Она настолько сосредоточилась на своей карьере гонщика, что совсем забросила учёбу в университете, и теперь к ней наверняка появится много вопросов. Но всё это меркло по сравнению с перспективой никогда больше не сесть за руль мотоцикла. Она не представляла своей жизни без скорости – и теперь её будущее определялось за закрытой дверью, у которой они с братом сидели.

Ожидание тянулось долго, причитания Шинкиро то затихали, то вспыхивали с новой силой, боль в руке немилосердно пульсировала. Девушка сидела с каменным лицом, ожидая приговора. Наконец дверь открылась, и из кабинета вышел пожилой врач, один из лучших хирургов центральной больницы города.

- Я сожалею, мисс, но такие повреждения не проходят бесследно. Мы сделаем всё, что в наших силах, и, возможно, нам удастся вернуть некоторую подвижность Вашей руке, но о полном восстановлении функций не может быть и речи.

Дальнейшие объяснения Харука слушала уже в пол-уха. Значит, всё. Её будущее, все планы и перспективы с треском рушились в бездну отчаяния, а глаза предательски щипало. Нет, она сильная, она справится! Перед глазами всё плыло, а на гипсе постепенно возникал знак. Сначала справа налево пошла косая черта, затем слева направо – горизонтальная, будто прорисовался локоть. Под вторую черту легла такая же третья, как поддержка и опора. И заключительным движением, перечёркивая и разрубая, шла вертикальная черта сверху вниз. Кандзи «тэ» пылал на гипсе, в глубине которого покоилось раздробленное запястье.

Тэно Харука, девятнадцати лет от роду, сидела в больничном коридоре и ревела в голос, оплакивая собственноручно разбитые мечты.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Хотелось пожить

首

- Что, Китано, вижу, ты готов к приезду босса?
- Заткнись, Чиба.
- Боишься, что он отправит тебя в школу, где тебя научат завязывать шнурки?
- Меня хотя бы имеет смысл учить. Тебя же проще уволить. Или пристрелить.

Разговор происходил в самом подходящем для этого месте: в мужском туалете. Кажется, во всём здании штаб-квартиры корпорации «Рейхо», лидера фармацевтического рынка, это помещение было единственным, не оборудованным вездесущими камерами наблюдения: научная империя пеклась о сохранности своих секретов. А где ещё перекинуться добрым словом двум заклятым приятелям, если они, конечно, не старший уборщик с младшим охранником, а глава департамента технической разведки и ведущий аналитик компании? Разумеется, только здесь.

- Совещание у господина Тенши начнётся через десять минут. Надеюсь, ты успеешь, - и высокий брюнет, смахнув несуществующую пылинку с рукава, вышел.

Его собеседник мог только проскрежетать зубами вслед. В чём-то этот выскочка был, безусловно, прав. Конечно, проблем со шнурками мужчина не испытывал: его новые стильные туфли выглядели как на обложке модного журнала. Но кое-какая деталь его туалета доставляла ему восхитительно регулярную головную боль. Дело в том, что господин Китано испытывал ни с чем не сравнимое отвращение к галстукам. А его начальник – единственный, между прочим – питал столь же восхитительное пристрастие к строгому внешнему виду своих подчинённых.

К счастью главы техразведки, господин Тенши не имел обыкновения собирать руководство компании по мелочам, а серьёзный повод в его случае искупал практически любое неудобство. Обычно же босса устраивали бумажные доклады – и реальные результаты, которые до Китано ему не мог предоставить никто. В итоге лично они виделись два-три раза в год; во всё остальное время господин Тенши не желал отвлекаться на слухи о вольностях в одежде, которые позволяли себе его сотрудники. Других же начальников, как мы уже говорили, у Китано не было.

Кроме ненавистного галстука, перекинутого сейчас через плечо, жизнь мужчине отравляло присутствие в ней Чиба, правой руки господина Тенши и мерзкого ядовитого умника, способного предугадать развитие событий на рынке и наилучшее направление для развития чуть ли не по прогнозу погоды. Иногда Китано думал, что его любезнейший приятель не брезгует и птичьим помётом, и внутренностями грызунов в своих прогнозах; впрочем, результат был неизменно безупречен. Справедливости ради стоит отметить, что такая нежность у мужчин была взаимной. Например, в компании ходили слухи, что необычайная результативность технической разведки после прихода Китано на руководящий пост является следствием нездорового любопытства последнего касаемо частной жизни сотрудников конкурирующих фирм, а также его не менее загадочной любви к оружию. В этих слухах было столько же истины, сколько и в домыслах насчёт Чиба: он никогда не смешивал работу и хобби, к которым относилось всё вышеописанное.

Мужчина ополоснул лицо холодной водой и уставился на своё отражение. Ничего необычного: серые, глубоко запавшие глаза в красном ореоле воспалённых век, впалые щёки, тонкие, почти незаметные губы, глубокая морщина на переносице, чуть тяжеловатый подбородок – и все тридцать шесть лет, отпечатавшиеся на лице. Знакомец в зеркале невесело улыбнулся: и это – один из двух самых завидных женихов корпорации. А что? Достаточно молод, достаточно богат, всё время на работе.

Вторым, разумеется, был Чиба.

Который, несомненно, прав: опаздывать не стоило. Китано поморщился, чуть помедлив, застегнул две верхние пуговицы сорочки и приподнял воротничок. Привычным волевым усилием подавил подкатившую к горлу панику – чёрт с ним, с воздухом! – и накинул на шею петлю галстука.

Просто закрыть глаза. Просто ещё раз почувствовать себя на деревянном помосте, ощутить затекшие, скрученные за спиной руки – и лёгкое скольжение верёвки по кадыку. Почти услышать, что кричит рядом с ним тощий рыжий мальчишка на незнакомом языке, умудряясь пританцовывать, будучи в таком же положении, как и он. Содрогнуться от смеха лохматого паренька справа от себя – да он же сумасшедший! Ощутить, что за ним стоит ещё один, светлый, тоже совсем юный, по чьим бледным щекам безостановочно текут слёзы. Верёвка нежно скользит по шее – чёрт с ним, с воздухом!

В реальности подобного с господином Китано не происходило, разумеется, никогда. Открыв глаза, он поправил узел галстука и опустил воротничок. Улыбнулся уголками губ и начал неспешно собирать в низкий хвост свои длинные серебристые волосы, ожидая продолжения. Которое не заставило себя долго ждать.

Его отражение в зеркале постепенно утрачивало мягкость очертаний живого человека. Сначала острыми углами проступил овал лица: слева, отрывисто и точечно; затем справа. Потом словно чья-то рука затянула ремешок шлема под подбородком, оставив после себя длинную горизонтальную линию, с левого края до правого. Следующей проступила линия шеи, короткая, мощная и энергичная, штрихом сверху вниз.

Капелька пота соскользнула вдоль позвоночника главы технической разведки, когда ему показалось, что петля галстука возбуждённо дрогнула.

Осталось немного: кубик помоста, разделённый на три, где верхняя часть – это деревянная колода тела. Сюжет не нов: рисовать их единым движением. Сперва вертикальный штрих, во всю длину человека и его смерти, затем – пологость плеч, доходящую до угла и так же падающую до уровня помоста. Следующая черта отделит от неживого живое. Пока живое. Ещё одна горизонтальная линия не даёт ему провалиться до третьей, которая завершит всё и станет землёй.

Проявившийся знак приобрёл чёткость и целостность, отделился от отражения и завис в воздухе. Вот теперь можно дышать. Ещё раз потерев шею, мужчина, не оглядываясь, покинул помещение.

Он успеет вовремя. Вечером он напьётся. И никогда, пожалуй, не перестанет быть «одним из самых завидных женихов корпорации» – некоторые вещи не стоит разделять с другими людьми, тем более близкими. Просто – хотелось пожить.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Издалека долго

水

Она опять забыла зонтик. Что за растяпа! Ами сокрушённо покачала головой и нырнула обратно под прозрачную крышу остановки. В это время года дожди совсем не редкость, но с этой подготовкой к экзаменам она совершенно упустила из виду такую простую вещь, как календарь. И вот теперь вынуждена ждать автобуса – который может и не прийти, если дорогу между посёлками размыло. Надеяться же на милость стихии было наивно: раз начавшись, дождь мог идти двое-трое суток. Потоки воды с небес скрадывали окружающий пейзаж, и силуэты далёких гор скорее угадывались за плотной завесой облаков. От невесёлых размышлений о собственной недальновидности девушку отвлёк звонкий оклик.

- Мисс Мидзу-но? Какая радость, что я Вас встретил! А что Вы здесь делаете одна в такое время?

Этот рыжий был невозможен. Весельчак и разгильдяй, он словно поставил себе целью вывести из себя свою не в пример более взрослую и спокойную одноклассницу. Справедливости ради стоит отметить, что ему это неизменно удавалось, и при этом он ни разу не перешёл грани приличия.

- Мистер Тако? Вам не стоит оставаться под дождём, вы можете заболеть – и тогда ваше отставание по учёбе будет ещё сложнее скрыть, - язвительно заметила Ами. Действительно, её собеседник промок насквозь, с длинных волос, собранных в низкий хвост, лилась вода, а чёлка прилипла ко лбу. Но зелёные глаза весело сияли с бледного худого лица, а рот, кажется, не умел не улыбаться.

- Милая мисс Мидзу-но, для Вас я только Суи-ни, прошу Вас! – молодой человек шагнул под крышу. Сверкнула молния, и на миг Ами почудилось, что вместо её одноклассника к ней приблизилось нечто древнее, страшное в своём весёлом безумии.

- Не приближайся ко мне, нет! – взвизгнула девушка и вжалась в стену остановки. Тако остановился и удивлённо посмотрел на неё. Улыбка вместе с дождевыми каплями стекла с его лица.

- Как хочешь. Я подумал, что ты сидишь здесь, потому что забыла зонтик, и хотел предложить свой. Но если ты против, то я пойду, - пожал плечами юноша и шагнул обратно под ливень.
- Если у тебя есть зонт, то почему ты сам им не пользуешься? – Ами настороженно окинула фигуру парня взглядом. Наваждение уже отступило, и ей стало немного стыдно за свою эмоциональность.

- Я люблю дождь и вообще воду. Мне нравится, как холодные струи бегут по телу, как освежается воздух. Когда капли дождя падают мне на лицо, я чувствую, как кожу гладят маленькие прохладные ладони, мягкие и настойчивые, – и мне хочется улыбаться их обладателям. Мне почему-то казалось, что тебе тоже понравится, - на бледных щеках парня проступил румянец.

- Я… - Ами запнулась, и Тако протянул ей закрытый зонт, - О, спасибо... Знаешь, мне так неловко, но я, наверное, пойду домой, меня мама уже заждалась. Я тебе его завтра обязательно отдам!
- Договорились! – эта улыбка парня ещё больше напоминала гримасу безумца. – До завтра! – он нелепо махнул рукой и, развернувшись, неровной походкой двинулся прочь. Ами смотрела ему вслед, пока его высокая корявая фигура не потерялась в потоках ливня, и лишь тогда разжала побелевшие пальцы, вцепившиеся в зонт.

Она знала, что у Тако погибли родители, когда тот был совсем маленьким: паром, который должен был отвезти их на материк, подорвался на старой мине. Три года спустя на горячих источниках утонул старший брат. Сейчас Тако жил в семье брата своего отца, и об их доме говорили разное, но всё больше шёпотом и по ночам. В школе же он вёл себя как обычный подросток, много смеялся и немного хулиганил. Другие парни из класса говорили, что у рыжего после переезда к дяде появилась татуировка под левой лопаткой. Один-единственный символ, «мидзу» - но скандал был знатный: как же, татуировка у ученика элитной школы! Утих он после визита к директору высокого смуглого господина, снежно-седого в свои тридцать. Учителя и попечители оставили Тако в покое, и всё было ничего, но… «Я люблю воду».

- До завтра, Суи.

Этой ночью девушка долго не могла уснуть. Сон сморил её уже на рассвете, когда прозрачный розовый воздух стал хрупок, подобно слюдяным крыльям стрекозы. Ей снилась бесконечная синяя тяжесть и блики солнца наверху, и не было никого, кто мог бы её вытащить на поверхность. Постепенно солнечный свет слился в два серебристых пятна, ставших глазами на смуглом лице мужчины. Он улыбнулся и поманил; она двинулась за ним. Давящая тяжесть ушла, и девушка оказалась в комнате, где кроме неё были ещё двое: мужчина с серебряными глазами, худой и седой, и невозможно костлявый огненно-рыжий мальчик, лежащий лицом вниз на невысоком помосте. Серебряноглазый поймал взгляд гостьи и, кивнув, приложил палец к губам.

- А я… тоже умру? – сухим голосом спросил ребёнок. Он смотрел прямо на Ами, но словно сквозь, и девушка поняла, что тот её не видит.
- Обязательно, - ласково ответил мужчина, растирая тушь в пиале. Перед ним уже были разложены кисти и иглы, в пузырьке тёмного стекла с плотно притёртой пробкой бродила какая-то тягучая смесь, а на маленькой жаровне подогревалась бутылка с сакэ. – Умрёшь, но не сейчас.
- Но… нам же нельзя…
- Забудь.

Закончив приготовления, мужчина плеснул сакэ себе на руки и на спину мальчику. Провёл пальцем вдоль линии позвоночника, чему-то недовольно хмурясь, затем провёл ещё раз. Хмыкнул, кивнул чему-то своему. Украдкой взглянул на Ами, и в уголках тонких губ появилась тень улыбки. Глядя вглубь себя, чуть надавил ногтем большого пальца под левую лопатку, так уверенно, словно лежащий перед ним ребёнок был без кожи. Взял кисть, уже набравшую туши, позволил первой капле соскользнуть обратно в пиалу, и начал говорить, чуть понизив голос и непривычно растягивая звуки:

- Когда вода сильна и движется своим путём, она стремится вниз, обрушиваясь на уступ, - и провёл первую черту иероглифа «суи», - разбиваясь и сминаясь, она проникает в суть, достигая своей цели. Когда вода сильна, но идёт поперёк, - и на теле мальчика появилась вторая черта, - то, не добиваясь своего, бессильно стекает с крыши, не прерывая своего движения. Но так бывает редко, очень редко. Чаще же вода слаба, - третья, самая короткая, черта возникла на спине под кистью мужчины, - ей следует ударить точно, чтобы не растратить себя впустую. Тогда она достигнет вершины, - он резким взмахом завершил знак, - даже растеряв свою мощь.

Ами затрясло. Она поняла, где уже видела эти белые волосы и твёрдую прямую спину – и чьи рыжие пряди сейчас лежали на подушке, открывая кожу иглам. Мужчина поймал её взгляд, затем посмотрел на безукоризненно выполненный «суи» на спине Тако и, легко улыбнувшись, кивнул. Его глаза опять превратились в блики на воде, а потом и в солнечный луч, весело танцующий на веках. Девушка проснулась.

Чуть позже, увидев себя в зеркале, Ами не смогла сдержать вскрика: её волосы стали глубокого синего цвета, как то море, в котором она утонула на рассвете.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи

---

Когда дорога становится путём

道

Мичиру сидела перед зеркалом и расчёсывала свои длинные вьющиеся волосы цвета морской волны. Со стороны могло показаться, что она исследует своё отражение, изящно склонив голову к левому плечу, так, что величественный изгиб шеи отражался в неравномерно блестящем стекле. Но она вовсе не смотрела на себя, руки привычными движениями порхали с расчёской, а бездонные сине-зелёные глаза, в которых блики играли с водорослями, читали в отражении протяжное DOO. Хранительница Зеркала Грааля не стеснялась пользоваться артефактом и в личных целях.

Это DOO, вплетаемое ей в каждую песню и каждую мелодию, жило в её сердце и отвечало на вопрос её имени, и лишь ему она следовала, ведя за собой и светлячка Хотару, и неукротимую Харуку. Девушка нежно погладила ключ знака, отражённого в Зеркале. Дорога: начаться прыжком-точкой с вершины, с уступа скользнуть вниз, до упора, столкнуться с невидимой преградой на вершине холма, но признать неизбежность поворота и двинуться уже дальше направо, единственным доступным путём – на сей раз до конца. Такова любая дорога: от дома до колодца, от дворца до весёлого квартала, от чужого края до родного поля, от жизни до смерти. Что за дорога предначертана ей, Идущей?

Тонкие пальцы скрипачки перешли ко второй части знака. Аккуратно, касанием наметили овал лица с широким мужским подбородком, чуть зависли перед тем, как вычертить единственное незащищённое место, ложбинку у кадыка, и энергичными движениями завершили узор доспешных пластин: дальше ясно и просто. Девушка чуть помедлила и вернулась к четвёртой черте, тонкой и хрупкой, соединяющей тяжёлые части. Всё правильно: от головы – к телу, от мысли – к действию. Насквозь, ничем не защищённой решимостью, шеей, внутри которой мировой осью проходит стальной позвоночник воли.

Такая тонкая черта – и на ней висит вся целостность знака, упрямо глядящего на неё из Зеркала. Путь-дорога изнутри наружу, дорога утверждающая, дорога от мысли до дела. Тоже дорога, и самая человеческая при этом. Путь. Не michi – doo.

Следующая Путём вздохнула и погрузила зеркало туда, где ему и надлежало быть – в сердце Хранительницы.

@темы: Фанфикш, DarkKingdom, Написано, Узоры кандзи