Мы уже победили, просто это ещё не так заметно
Нефрит дёрнулся от ледяного прикосновения и застыл, не нарушая неподвижности даже ради дыхания. Как обезьяна перед удавом, он наблюдал, как внутри него медленно растекается мелкая кристаллическая сетка, чужая, чуждая и любопытная, как тугой спиралью обвивается вокруг серебристого стержня позвоночника острая стальная нить. И не смог не вздрогнуть, когда она вошла в центральное сплетение ровно посередине между пупком и пахом. Демон замер на мгновенье, подобрался - и раскрылся, позволяя другому стать собой.
Кунсайт еле сдержал стон наслаждения. Ему уже не было нужды в столь плотном физическом контакте, он уже ощущал мир с четырёх сторон, двух своих и двух - теперь он точно это знал - Нефритовых, но тело помимо его воли сжимало юношу в объятьях. Беловолосый остро чувствовал чужую тревогу - Неф крайне не любил терять контроль над собой, и странным было, что он сам попросил о помощи. Смешение демонической и человеческой сил у Звёздного было иным, не таким, как у самого Кунсайта, и он немного подождал, привыкая к переливчатому мерцанию нитей, вдоль которых ему предстояло двигаться - и которые необходимо было распутать.
Но чем дольше он находился внутри, тем больше влёк его непонятный, еле ощутимый ритм, слабая пульсация, не метроном, но скорее мелодия, побуждая двигаться в такт, раскачиваясь вверх и вниз, вглубь и ввысь, обвиваясь вокруг чужих нитей в чужом теле, сладостно сжимая чужое - и такое вдруг близкое - сердце изнутри, заполняя всем собой и играя прибоем под властью луны.
Нефрит тихо всхлипнул. Наваждение чуть отступило, и энергетические нити Кунсайта потекли вперёд и вверх, через пространство и время, как опору используя узы Звёздного, прочно привязавшие его магию к тому, что не здесь и не теперь. Из небытия всплывали лица, знакомые и незнакомые, места, виденные и не виденные, кровь и зеленоглазая девушка, дешёвые попойки и узкие улицы, сверкающий диск луны. Калейдоскоп мерцаний ускорялся и ускорялся, пока не взорвался возмущённым салютом, и перед мужчиной открылась чёрная бездна, полная звёзд.
Они были везде, и он был ими, всеми сразу - и ни одной одновременно; он вплёлся так плотно в нити звездочёта, что сам не заметил, как оказался связан этим же заклятьем, всей вязью себя став лишь отражением вероятности Джедайта. Эта энергетическая сеть пульсировала, вокруг скалились небесные звери - и над всем этим плыла всё та же мелодия, что вытащила его вверх.
Он не стал сопротивляться музыке. Он тянулся, свивался и расплетался там, где она позволяла, сжимался и откатывался в такт с ней. Он танцевал с ней, позволяя ей через свой танец проявить наконец себя, исподволь, неспешно, расплетая жгут своей силы, отделяя себя-демона от себя-человека. И лишь подстроившись и разделившись, повёл сам. То обгоняя, то отставая от этой звёздной мелодии, нежно вытаскивая застрявшие, запутавшиеся в себе нити Нефрита из-под власти несбывшихся вероятностей, он степенно и неторопливо стирал образ Джедайта с гигантского звёздного полотна, пока, наконец, не настал момент, когда отпечаток стал нечитаем, а общая мелодия не рассыпалась на шуршание гальки в полосе прибоя, где каждый камешек в отдельности пел сам за себя, и лишь вздохи моря направляли этот разрозненной шелест в общее русло.
Пение моря утихало, отблески звёзд смягчались и расплывались, на мир наваливалась глухая, плотная тишина, несущая в себе освобождение от волнений...
Очнулся беловолосый от пощёчины.
Кунсайт еле сдержал стон наслаждения. Ему уже не было нужды в столь плотном физическом контакте, он уже ощущал мир с четырёх сторон, двух своих и двух - теперь он точно это знал - Нефритовых, но тело помимо его воли сжимало юношу в объятьях. Беловолосый остро чувствовал чужую тревогу - Неф крайне не любил терять контроль над собой, и странным было, что он сам попросил о помощи. Смешение демонической и человеческой сил у Звёздного было иным, не таким, как у самого Кунсайта, и он немного подождал, привыкая к переливчатому мерцанию нитей, вдоль которых ему предстояло двигаться - и которые необходимо было распутать.
Но чем дольше он находился внутри, тем больше влёк его непонятный, еле ощутимый ритм, слабая пульсация, не метроном, но скорее мелодия, побуждая двигаться в такт, раскачиваясь вверх и вниз, вглубь и ввысь, обвиваясь вокруг чужих нитей в чужом теле, сладостно сжимая чужое - и такое вдруг близкое - сердце изнутри, заполняя всем собой и играя прибоем под властью луны.
Нефрит тихо всхлипнул. Наваждение чуть отступило, и энергетические нити Кунсайта потекли вперёд и вверх, через пространство и время, как опору используя узы Звёздного, прочно привязавшие его магию к тому, что не здесь и не теперь. Из небытия всплывали лица, знакомые и незнакомые, места, виденные и не виденные, кровь и зеленоглазая девушка, дешёвые попойки и узкие улицы, сверкающий диск луны. Калейдоскоп мерцаний ускорялся и ускорялся, пока не взорвался возмущённым салютом, и перед мужчиной открылась чёрная бездна, полная звёзд.
Они были везде, и он был ими, всеми сразу - и ни одной одновременно; он вплёлся так плотно в нити звездочёта, что сам не заметил, как оказался связан этим же заклятьем, всей вязью себя став лишь отражением вероятности Джедайта. Эта энергетическая сеть пульсировала, вокруг скалились небесные звери - и над всем этим плыла всё та же мелодия, что вытащила его вверх.
Он не стал сопротивляться музыке. Он тянулся, свивался и расплетался там, где она позволяла, сжимался и откатывался в такт с ней. Он танцевал с ней, позволяя ей через свой танец проявить наконец себя, исподволь, неспешно, расплетая жгут своей силы, отделяя себя-демона от себя-человека. И лишь подстроившись и разделившись, повёл сам. То обгоняя, то отставая от этой звёздной мелодии, нежно вытаскивая застрявшие, запутавшиеся в себе нити Нефрита из-под власти несбывшихся вероятностей, он степенно и неторопливо стирал образ Джедайта с гигантского звёздного полотна, пока, наконец, не настал момент, когда отпечаток стал нечитаем, а общая мелодия не рассыпалась на шуршание гальки в полосе прибоя, где каждый камешек в отдельности пел сам за себя, и лишь вздохи моря направляли этот разрозненной шелест в общее русло.
Пение моря утихало, отблески звёзд смягчались и расплывались, на мир наваливалась глухая, плотная тишина, несущая в себе освобождение от волнений...
Очнулся беловолосый от пощёчины.